Впрочем, подумал я, это даже не настоящий поцелуй. Если она шпионка Эллиса, то просто играет свою роль до конца.

На реке загудел буксир — то ли радуясь за нас, то ли насмехаясь над нами, уж и не знаю. Сумерки быстро сгущались; я наблюдал, как Ясмин подзывает такси, забирается в салон. И понял, что готов позавидовать таксисту.

ГЛАВА 16

Разумеется, я ничего не сказал об этом Штыну и Джезу, когда встретился с ними в «Виадучной таверне». Я говорю «разумеется», хотя «Сумрачный клуб» был учрежден — и, как считается, продолжает существовать — именно для этого: чтобы обсуждать и картографировать личную жизнь каждого из нас. До сих пор Джез упорно торил свой путь через зеленые долины и сверкающие горные пики Шамбалы, но всякий раз какой-то внезапный порыв ветра сбрасывал его в ледяные ущелья отчаяния; Штын твердо держался крутых холмов и дремучих лесов своих отношений с Люси; я же пробирался по бесплодной, засушливой равнине, отчитываясь лишь об эпизодических контактах с Фэй и детьми. И нет, я не собирался рассказывать им о Ясмин. По крайней мере, пока. Мне хотелось защитить ее, нас обоих от висельного юмора, неизменно сопровождавшего каждую встречу «Сумрачного клуба».

Штын изучающе смотрел на меня, вытирая густую пену «Гиннесса» с верхней губы.

— Он какой-то не такой, — сказал он Джезу.

Тот, отхлебнув из бутылки глоток дизайнерского лагера, смерил меня взглядом:

— Ты прав. Что-то произошло.

Чтобы отвлечь их, я принялся усердно глазеть по сторонам. И напрасно. Они лишь укрепились в своих подозрениях.

— Ладно, сын мой. Выкладывай.

«Виадучная таверна» определенно входит в число моих любимых местечек: по вечерам тут спокойно, да и вообще — заведение высшей пробы. Резное красное дерево, сверкающие зеркала в золоченых рамах, гравированные бокалы. На мраморных стенах огромные полотна — три пышногрудые девицы, олицетворяющие Земледелие, Банковское дело и Искусство. Во время Первой мировой какой-то пьяный солдат ранил Искусство штыком в ягодицу. Кстати, паб построили на месте старой Ньюаркской тюрьмы, и его подвалы не что иное, как бывшие тюремные камеры, в которых когда-то содержались головорезы и всяческий сброд викторианского Лондона.

Водятся там, конечно, и призраки. Целая уйма. Что, принимая во внимание виселицы, адские бытовые условия и все такое прочее, ничуть не удивительно. Строители, водопроводчики, работники пивных складов — все жалуются, будто их то и дело хлопает по плечу кто-то невидимый. Надо ли говорить, что бесы и призраки не одно и то же? Призраки — это, видимо, духи усопших. Не сказал бы, что я в них верю. Бесы же — духи живых людей.

— Зашел сюда этакой пружинистой походкой, — сказал Джез.

— Точняк, — согласился Штын. — Как на пружинках! Вприпрыжку! Жжух-жжух!

Когда я пришел, Штын и так был сильно на взводе, а Джез еще больше его накручивал. Я терпеливо ждал, пока они не угомонятся и не дадут мне ввернуть хоть слово, чтобы выяснить, как продвигается дело с фальшивкой. Сам Штын о ней даже не обмолвился, и это не радовало. Я поймал себя на том, что пристально рассматриваю его живописный нос на предмет недавно лопнувших капилляров или размягчения хряща.

— Жжух-жжух! — повторил Джез.

В этом баре подают приличный кларет. Я осушил свой бокал.

— Мой черед, — сказал я, вставая, и двинулся к барной стойке.

Когда я вернулся с подносом напитков, Штын и Джез не сводили с меня прищуренных глаз, но при этом хранили молчание. Просто сидели и смотрели. Я сощурился в ответ. Так и прошли следующие несколько минут: вприщурку и в полной тишине.