² Карло Руббиа (р. 1934) — итальянский физик, лауреат Нобелевской премии.

Как

все начинается и как все кончается

В моей жизни есть драма. Когда-то я выиграл конкурс и получил стипендию на обучение в Туринском университете. Все мои студенческие годы я жил в общежитии. От этих лет у меня остались теплые воспоминания и глубокое отвращение к любым блюдам из тунца. Дело в том, что столовая у нас была открыта три раза в день по полтора часа. Кто приходил на обед в первые полчаса, получал на второе дежурное блюдо; всем, кто приходил позже, доставался тунец. Если вычесть каникулы и воскресные дни, получится, что за четыре года я съел 1920 блюд на основе тунца. Но драма не в этом.

У нас не было денег, и мы изголодались по кино, музыке и театру. Впрочем, мы придумали гениальный способ попадать в театр Кариньяно почти даром. Мы появлялись там за десять минут до начала, подходили к бригадиру клакеров (как же его звали?), пожимали ему руку, оставляя у него в ладони сложенную купюру в сто лир, и он впускал нас в зал. Таким образом, мы были клакерами, которые не брали, а давали деньги за свою работу.

Но была одна проблема: в полночь двери общежития закрывались до утра. Кто не успевал вернуться до полуночи, оставался на улице: в общежитии не было строгой дисциплины, и при желании можно было хоть месяц там не появляться. В общем, без десяти двенадцать мы должны были уходить из театра и сломя голову нестись в общежитие. Однако все спектакли заканчивались далеко за полночь. И получилось так, что за четыре года я пересмотрел все шедевры мировой драматургии, но без последних десяти минут.

Я прожил жизнь, но так и не узнал, что сделал Эдип, когда открыл ужасную тайну своего происхождения, что сталось с шестью персонажами в поисках автора из пьесы Пиранделло, смог ли Освальд Альвинг вылечиться с помощью пенициллина, нашел ли Гамлет ответ на вопрос, быть или не быть. Я не знаю, кем оказалась синьора Понца, не знаю, выпил ли цикуту Сократ в исполнении Руджеро Руджери, не знаю, надавал ли Отелло пощечин Яго, перед тем как провести второй медовый месяц, вылечился ли мольеровский мнимый больной, сумел ли Джаннетто из оперы Джордано «Ужин с шутками» отомстить своему обидчику, не знал, что сталось с Милой ди Кодро из трагедии д’Аннунцио «Дочь Иорио». Я считал себя единственным из смертных, кто страдает таким чудовищным невежеством, пока однажды, беседуя с моим другом Паоло Фабри о старых временах, случайно не узнал, что и у него есть дефект эрудиции, только противоположный. В студенческие годы он подрабатывал билетером в маленьком университетском театре. А поскольку многие зрители опаздывали к началу, он мог попасть в зал только ко второму акту. Он видел, как обезумевший от горя Лир выносит на сцену труп Корделии, и не знал, кто довел их обоих до таких несчастий. Он слышал крик Милы ди Кодро: «Как прекрасно это пламя!» — и терялся в догадках, почему такую благородную девушку решили изжарить на гриле. Он так и не смог понять, из-за чего Гамлет не поладил со своим дядей. Видел, что творит Отелло, и недоумевал, почему у такой славной женушки подушка должна быть не под головой, а на лице.

В общем, мы признались друг другу в наших бедах. И поняли, что нас ждет поистине счастливая старость. Мы будем сидеть на ступеньках загородного дома или на скамейке в городском парке и долгими годами рассказывать — я ему первые акты, а он мне финалы знаменитых пьес, издавая удивленные возгласы или ощущая светлую печаль.

— Да неужели? Как он сказал?

— Он сказал: «Мама, дай мне солнце!»

— Понятно, значит, все-таки рехнулся.

— Да, а знаешь от чего?

И я что-то прошепчу ему на ухо.

— Бог ты мой. Ну и семейка, теперь я понимаю...

— Слушай, а чем кончилось дело у Эдипа? Расскажи!

— Да тут и рассказывать особо нечего.