Мы сели за стол.

– У тебя отвратительный вкус, – поморщился Дэнни. – Сплошные убийцы или идиоты.

– Приз за отгадку, к какой категории я отношусь, не дадут? – мрачно поинтересовался я.

Дэнни кивнул.

– Да, вы поженились. Я присутствовал на церемонии.

Тут я вспомнил. Старик на скамье – одинокий и несчастный, пристав, который приходил к Каро домой, бегун на пляже… Дэнни преследовал ее целых пять лет!

– Она даже в суд на меня подала, – сказал Дэнни, будто прочитав мои мысли. – А ты не знал?

Я помотал головой.

– Мне запретили подходить ближе, чем на четыре километра. Или на два? Никак не запомню. Впрочем, милая, это совершенно не важно. – Он одарил Каро нежной улыбкой. – Посмотри! Едва ли не самое прекрасное, что есть на свете. Как ей это удается? Полночи ждала вооруженного психа – и что? Кожа нежнее персика, глаза лучатся. Ну, можно меня после этого винить? Можно, а?

– Ладно, – заговорил я. – Хотите чаю?

Дэнни кивнул.

– Будем себя вести как цивилизованные люди. Мы же не дикари. А чай – очень по-английски. Только не рыпайся. Я тебе живо пулю в башку всажу.

– Не посмеешь! – воскликнула Каро.

– Еще как посмею! – Дэнни перегнулся через стол и осклабился. – Ненавижу этого придурка. Ненавижу любого, кто хоть раз к тебе прикоснулся. Почему, думаешь, я его паршивую лавчонку сжег?

Я почувствовал, как к горлу подкатывает ярость. В этот самый момент мне больше всего на свете хотелось убить его.

– Полагаю, письма тоже ты посылал?

Дэнни меня не слышал. Его внимание было приковано к Каро. Он смотрел на нее с неподдельным восторгом, будто скромный итальянский крестьянин, внезапно повстречавший Деву Марию.

– Ты принадлежала мне… – прошептал Дэнни. Из кармана он достал мятый листок бумаги и неторопливо разгладил. – Помнишь? На мое сорокапятилетие ты подарила мне словарь. А внутрь вложила записку: «С днем рождения, милый Дэнни! Я всегда буду тебя любить. Твоя Каро. P.S.: Ты мой бесподобный, восхитительный, дорогой, драгоценный, любимый, ненаглядный, неподражаемый, обожаемый, сладкий».

Я отвернулся и поставил чайник.

– Да, – промолвила у меня за спиной Каро. – Когда я это писала, все так и было.

– Любовь не может взять и исчезнуть, – растерянно произнес Дэнни. – Это ведь не лампочка, выключил – и все. Правда?

Когда я повернулся, они уже держались за руки через стол. Дэнни чуть не рыдал. Все еще наставленный на Каро пистолет придавал сцене налет сюрреализма. Да, этот подонок сжег мой магазин и выкопал из могилы миссис Матер, но сейчас я искренне верил, что он бедный, грустный, жалкий, несчастный, одинокий, отчаявшийся, покинутый, раздавленный.

– В стране сотни женщины, с которыми ты был бы счастливее, чем со мной, – убеждала его Каро.

– О, как ты права, – горестно усмехнулся Дэнни. – Я ведь просто красавец! Женщины со всего мира в очередь выстраиваются за хромыми стариками.

Мы с Каро рассмеялись. Последние слова напомнили нам старого доброго Дэнни, которого любили все ученики.

– Опусти пистолет, – попросил я.

Говорил я очень осторожно, но Дэнни вскипел.

– Не смей мне указывать, ты, грязный пидор, ублюдок паршивый, обезьяна, импотент!

– Прямо как в письмах.

Последнее замечание, кажется, совсем выбило его из колеи. Я повернулся к кипящему чайнику, и тут Дэнни выстрелил.