– Покажем себя блестяще – и квалификационная лента наша. Тогда на следующий год пойдем на региональные соревнования.
Мы сияем.
Никто даже не спрашивает, где Бет, пока Тейси – ее бывшая шестерка, наш пьяный в стельку Бенедикт Арнольд – не мычит:
– И кому нужна эта Кэссиди? Зачем нам весь ее негатив? Мы и без нее попадем на региональные.
Все начинают нервничать, но тренерша беспечно улыбается и крутит браслет на запястье. Я с улыбкой отмечаю, что это мой браслет – глазок на ладони блестит в свете садового фонаря.
– Кэссиди вернется, – говорит она, – а может, и нет. Но флаером ей больше не бывать.
Она опускает голову и разглядывает свои закорючки.
– Не она бриллиант в нашей короне, – бормочет она.
Я гляжу на то место в диаграмме, где должен быть флаер, и вижу, как она в раздумье покачивает маркером в воздухе и, наконец, ставит посредине большой черный Х.
«Папа дома», – и все подскакивают следом. Мы спешим на кухню, собираем тарелки и выливаем остатки вина себе в рот. Я помогаю Рири спрятать пустые бутылки в вечнозеленом кустарнике. Бутылки громко звенят. Мэтт Френч наверняка догадывается. Наверняка он все слышит.
Мы суетимся вокруг кухонного островка, загружаем посудомойку и жуем органическую имбирную жвачку, а тренер разговаривает с мужем в соседней комнате, расспрашивает о том, как прошел день. Речь ее нетороплива и участлива.
Гляжу на него сквозь качающиеся стеклянные двери и вижу, что он очень устал; он что-то говорит, но слов не разобрать.
Он поднимает руку, чтобы коснуться ее плеча, но именно в этот момент она отворачивается, чтобы передать ему почту.
Я думаю о том, как он, должно быть, устал. Будь он моим мужем (хотя он совсем не симпатичный), я бы, наверное, усадила его, взяла бы какой-нибудь мужской лосьон с лимонным запахом и размяла бы ему плечи и руки. Ему было бы приятно, пусть он и не хорош собой: лоб у него слишком высокий, а в ушах растут жесткие волоски, и такие мысли мне прежде даже и в голову не приходили.
Но он так устал после долгого рабочего дня и пришел домой, а тут мы, пьяные, с визгами носимся по дому, мотая своими косичками и хвостиками. А его жена разговаривает с ним точно так же, как говорит с другими учителями в школе, когда они сидят в учительской, сжимая в ладонях темные от налета чашки с кофе, обмениваясь самыми дежурными фразами.
Он устало сутулится, я вижу, как его передергивает, когда он поворачивает голову в сторону кухни, где сидит наша крикливая девчачья стайка.
«Колетт, – наверное, говорит он. – Я весь день звонил. Весь день».
Не уверена, но, кажется, слышу, как он произносит имя Кейтлин; кажется, ему звонили из детского сада и спрашивали, где она.
Тренер прикрывает рот рукой и, потупившись, смотрит вниз. И я узнаю себя, когда, возвращаясь среди ночи, заставала отца, который не спал, дожидаясь меня, и требовал признаться, где я пропадала.
С террасы доносится громкий звон, несколько бокалов падают на пол.
– Тренер! – кричит кто-то с улицы. – Извините! Простите, пожалуйста.
Глава 13
– Ее на меня поставят, – пророчит Минди, разминая шею. – Ну, ничего, я с ней разберусь.
Минди-то знает, что сможет подбросить новенькую хоть под потолок – в той не больше сорока пяти кило, да и то, если намочить. Она и так уже мокрая: вся в испарине от нервов.
– Но сначала пусть заплатит дань, – Рири складывает руки на груди. – Мы ей дадим полетать.
Поначалу новеньких не щадят. Это своего рода инициация. Мы любим их пошвырять.
– Испытание матами, – бормочет Тейси, ни с того ни с сего ставшая крутой, решившая, что может говорить за всю команду. |