– Что, простите? – спросил Антуан, приподнимаясь на кровати.

– Вы тут с чем лежите?

– Алкогольная кома.

– О, я испробовала и это, – весело ответила женщина без должного сочувствия. – Было неплохо. Что вы пили? Водку? Виски?

– Пиво.

– Сколько литров?

– Полкружки.

– Полкружки? Рекорд! Вам это легко далось.

– Я вовсе не ставил перед собой такой цели, я хотел честно спиться, но вышел облом. Теперь думаю попробовать самоубийство. Тут у меня есть все шансы.

– Не заблуждайтесь: нет ничего труднее, чем покончить с собой. В тысячу раз легче сдать экзамен на бакалавра, пройти конкурс на должность инспектора полиции или на агреже по филологии. Результативность самоубийств равна примерно восьми процентам.

Антуан сел и спустил ноги на пол. Бледное солнце заползало под планки жалюзи и чертило полоски света на стенах, выкрашенных в тоскливый цвет болезни. Друзья заходили к Антуану несколько часов назад, но никто не навещал его соседку.

– Вы пробовали покончить с собой? – спросил Антуан.

– Как видите, – саркастическим тоном ответила она. – И неудачно.

– Первая попытка?

– Я давно бросила считать попытки, это вгоняет меня в уныние. Я уже все перепробовала. Но каждый раз что‑то или кто‑то не давал мне спокойно умереть. Когда я топилась, меня героически спас какой‑то самоотверженный придурок. И умер сам через несколько дней от пневмонии. Кошмар, правда? Я решила повеситься и повесилась, но оборвалась веревка. Тогда я выстрелила себе в висок, но пуля прошла насквозь, не затронув мозг и не повредив ничего жизненно важного. Потом я проглотила две упаковки снотворного, но там оказалась ошибка в дозировке и я просто проспала три дня. Три месяца назад я наняла киллера, чтобы он меня прикончил, но этот идиот все перепутал и убил мою соседку. Ужасная невезуха! Раньше я хотела покончить с собой от отчаяния, а теперь – из принципа.

В просвете между бинтами виднелись только ее глаза, блестевшие как изумруды на белой подушечке футляра. Антуан поискал в них выражение печали, но нашел лишь досаду.

– Хотите знать, из‑за чего я в таком виде? – спросила она. – Не стесняйтесь, нормально, что человеку интересно, почему я так упакована. Я бросилась с Эйфелевой башни, с третьего уровня. Это ведь был верняк, правда? Так нет же, именно в тот момент группа немецких туристов в шортах столпилась внизу, чтобы сфотографироваться на память.

– Вы упали прямо на них?

– Да, и всех передавила. Они самортизировали мое падение. Меня даже подбросило вверх, причем несколько раз. В итоге у меня переломаны почти все кости, но болван врач говорит, что через полгода я буду на ногах!

Тишина, словно бабочка, раскрыла свои большие хрупкие крылья. Солнце исчезло, сменившись дождем и серятиной. Стоявший за окном июль явно исполнял партию марта.

–Наверно, вам лучше завязать с самоубийствами, а то это может плохо кончиться. Попробуйте… не знаю… пообщаться с людьми, послушать альбом группы «Clash», влюбиться…

– Да что вы понимаете! – возмутилась она. – Как раз от любви я и кончала с собой, а если я опять полюблю кого‑то безответно, мне захочется сдохнуть дважды. А потом, самоубийство – мое призвание, моя страсть с детства. Что ж получится, если я умру в девяносто лет естественной смертью?

– Даже не знаю, трудно сказать.

– Но этого не случится, я не допущу такого унижения. Я ем что попало, жареное, копченое, жру мясо тоннами, много пью, курю по две пачки в день… Как по‑вашему, это можно считать формой самоубийства?

– Конечно, – с готовностью поддержал Антуан.