— Здесь оно называется «Яблоко»... Здесь совсем по-другому!
Он подбежал ко мне с раскрытой книгой.
Стихотворение «Яблоко и Шакара» дети уже учили по действующему учебнику. Это было еще в середине сентября.
— Давайте прочтем оба стихотворения и сравним их друг с другом!
Детям не понравилось стихотворение в старой редакции. «Безвкусица какая-то!» — говорили они. Но зато они восхищались музыкальностью, ритмичностью последнего варианта стихотворения.
Сказать откровенно, для меня это было неожиданностью.
Дети начали искать автора в оглавлении.
— Имя автора стихотворения нигде не написано!
Кто-то достал из портфеля действующий учебник и обнаружил, что там автором стихотворения является Яков Гогебашвили.
— А он писал стихи? — спросила меня Магда.
И я им откровенно сказал:
— Ребята, правда, я сам ничего не могу понять! У Гогебашвили есть множество чудесных рассказов для вас, но, что он и стихи писал, этого я не знал!
Нато, которая увлекается стихами и знает, по всей вероятности, более ста стихотворений разных авторов, выдвигает свою гипотезу:
— Если бы Гогебашвили писал стихи, то он с самого начала написал бы хорошее стихотворение!
А Гига стремится тут же разрушить эту гипотезу:
— Сказано же в нашем учебнике, что автор стихотворения — Яков Гогебашвили! Значит, не верить этому?
— А может быть, там ошибка? — не отступает Нато.
— Выходит, права ты, а не тот, кто написал учебник?
Нато в растерянности.
— Разве не может быть так: Гогебашвили написал стихотворение, потом оно ему не понравилось, и он написал его заново!
— А у Гогебашвили есть стихи?
— Ведь Шалва Александрович сказал, что не знает, есть ли у него стихи! — напоминает Зурико всем мое откровение.
Нато опять развивает свою гипотезу.
— Шалва Александрович знает все. Если он не помнит стихотворений Гогебашвили, значит, тот не писал стихов!
Вот уже полтора месяца не стихают эти споры. Порой мне казалось, что дети забыли «Яблоко и Шакара» и все, что с ним связано. Но нет, после некоторого затишья они опять лезли во всю эту путаницу. А я решил дать им возможность вести исследований. Да, это был коллективный поиск истины. Какое, в конце концов, имело для них значение, кто автор стихотворения? Гогебашвили, значит, Гогебашвили! И я, конечно, мог разрешить эту проблему, сказав детям: «Оставим эту затею! Ученые разберутся лучше!»
Однако я поступил бы неправильно. Они ищут, они же развивают, обучают и воспитывают себя! И мое дело здесь — не дать угаснуть этой детской жилке поиска. Порадовал бы я своих детей, если бы на том же уроке или чуть позже принес им весть, какую несет сейчас Ния: «Дети, хватит вам спорить, стихотворение принадлежит Акакию Церетели, ясно!»? Нет, не порадовал бы я их. И Ния не провела бы бессонной ночи, Нато, Элла, Вова, Гига, Сандро не выдвигали бы гипотезы, не появились бы оппоненты в классе, а такими оказались Тамрико, Георгий, Майя, Елена. Дети не обратились бы с просьбой (не буду скрывать, это я им внушил) в редакцию «Норчи ленинели» («Юный ленинец», газета пионеров Грузии) разъяснить, кто автор стихотворения «Яблоко и Шакара».
Сколько они могли бы потерять при моем недальновидном вмешательстве! Как опасен недальновидный педагог! Он может нарушить естественную тенденцию детей к саморазвитию, самовоспитанию, самообучению. А затем тот же педагог будет жаловаться, что его воспитанники не проявляют самостоятельности, им все подавай в готовом виде. Но мои дети упорно доказывают, что им не нужно ничего готового, им нужно совершенно другое. Нужно, чтобы учитель умел спорить с ними так, чтобы их познавательные потребности не гасли от полного удовлетворения, а появлялась бы все более усиливающаяся жажда. |