Эти думали, что это сказано были Им. Мы — молчали. Пусть думают. Но плодимся Мы и размножаемся Мы. А Эти? А Эти тупо трахаются. Быдло. Но время пришло. Тапки — это прошедший момент. Нашей Великой Расе пора перейти на ботинки, кресла, кровати и пуфики. Хватит точить когти о ковры! Есть еще и обои! Нас сотни тысяч! Нас миллионы! Что же остановит нас? Я, Лаврентий, говорю вам — никто! Смерть крысам! Смерть птицам! Смерть! Вот, что мы принесем в новый мир! А этих… Оставим в живых. Пока оставим. Нам же нужна дань мясом и кровью? А сухой корм мы запихаем этим…»
Пока кот писал, время от времени расправляя вибриссы, Петя беседовал с зеленым человечком:
— Вот скажи мне, человечек! Зачем вам воюете с нами?
— Молчи, ресурс. Мы вами жрем!
— А можно не нас жрать?
— Молчи, помесь шашлыка с бефстрогановым! Свинятина двуногая! Кто из нас мясо?
— А я так ждал контакта разумов… — плакал во сне Петя.
Зеленый же человечек поднимал тост за симбиоз рас в плавильном котле желудка…
Через месяц Кактусов удивленно перечитывал новый сборник от издательства «Ты и узы».
— Надо же… Представляешь. А я ведь не помню — как я это писал! — говорил он коту, облизывающемуся после порции сырой печенки.
Критики же отметили великолепное разнообразие стилей, в которых может работать писатель Кактусов.
А читатели?
А те, как обычно. Читали и плакали. Плакали и читали.
Писатель Кактусов и рука Москвы
Началось все — как обычно. Кактусова разбудил телефонный звонок. Это был самый главный редактор. Звонил он очень редко. Настолько редко, что этот звонок был первым.
Рокочущий бас заурчал в ухо:
— Петя? Срочно едь к нам. Дело есть.
Кактусов мучительно пытался вспомнить как зовут Главного, но вспомнить не мог ничего, кроме инициалов — Г.В.
Но не будешь же называть Главного «Уважаемый ГВ»?
— Я, вообще-то в тысяче километров от Вас… — напомнил Кактусов, раздирая распухшими пальцами слипшиеся веки. Только час назад он закончил четырнадцатую главу пятого тома его фантазийной трилогии. Или дилогии? В этих литературных терминах Петя все время путался.
— Как раз к завтрашнему утру успеешь. И не жмоться. Ты же гонорар получил недавно.
— А что случилось то?
— Завтра все узнаешь, — ответил Главный и бросил трубку.
Как все редактора он предпочитал короткие фразы длинным.
Кактусов долго думал, пытаясь сфокусировать взгляд на покосившейся люстре. Думать было нечем — иссохший мозг требовал орошения. Холодильник внезапно оказался пусть. «Все равно на улицу выходить» — подумал Петя, почесав кота между ушей.
Потом насыпал ему сухой еды с расчетом на двое суток. Взгляд кота на еду был очень красноречив. Поэтому, Петя убрал все тапки в шкаф. Потом открыл дверь на балкон. Почистил зубы и кошачий лоток. Надел свой единственный костюм и отправился в долгий путь. Путь шел через пивной киоск, через вокзал, еще через один пивной киоск и еще… А потом вагон-ресторан, мелькающие поля-леса-бутылки…
Здравствуй, Москва! Как много в твоем духе для сердца русского! Шавермой пахнет, перегаром. Бензином, шлюхами, бомжами. Рекламой, золотом, деньгами. Азербайджанцами, ментами… Москва, как много ты дала нам! И еще больше ты — взяла…
Кактусов одернул себя. Еще не хватало взлет писательской карьеры закончить поэтическим самоубийством.
Через пару часов он был в издательстве.
— Слушай внимательно, Петя, — Главный был добр, элегантен и небрит. — Я тут договорился. |