-  Каких кроликов, каких зверьков?! - поднялся на ноги Середин. - Где ты их взяла?

    -  Из тех самых петель, что ты поставил, пока меня тут не было. Вон там, там и там, - указала она в сторону густых ольховых зарослей.

    -  Я ничего не ставил.

    -  Ага, как же! - хмыкнула спутница. - Что, я твои петли не узнаю? Волосяные, скрученные. Я их все порезала, а зверей отпустила, пока живы.

    -  Проклятье! - схватился за голову Олег. - Надо сматываться! Уходить немедля!

    -  Куда? Темнеет уже, Олежка. И суп вот-вот готов будет.

    -  Ты чего, не поняла, ненормальная?! Ты чужие ловушки разорила, чужие! Да охотник здешний, как все это увидит, нас просто в куски разорвет!

    -  А зачем он зверюшек бедных обижает? Природа - это наша породительница, и относиться к ней нужно с любовью, с уважением. А не потребительски. Вам бы только захапать, урвать, сожрать, срубить, увезти… Вроде, закипело уже. Так чего, точно не будешь? Тогда хоть соли дай!

    Ведун сплюнул, сел обратно к пню и подтолкнул к девушке чересседельную сумку. Из всех сентенций, произнесенных довольной своим героизмом Роксаланой, он согласился только с одной: сниматься с лагеря было уже слишком поздно. Солнце ушло за далекие горы, и небо стремительно темнело. Теперь волей-неволей придется ждать утра.

    -  Ты каким богам молишься, милая леди? - окликнул он спутницу, которая жадно, с чавканьем пожирала суп.

    -  А тебе зачем?

    -  Хочу знать, по какому обычаю тебя утром хоронить.

    -  Ничего со мной не будет, Олежка, - облизала ложку Роксалана. - Вкусные, нормальные грибы. И лошадям не будет, они по паре кило точно умяли. Я думала, откажутся, а они мою поляну вычистили, как газонокосилки. Сморчка порченого не оставили. Так что все, твоей доли больше нет. Слишком долго думал. А я уже наелась, а я уже наелась…

    И она весело заскакала вокруг костра, корча Середину кривые рожи:

    -  Моя-ля шуга-шуга, моя-ля вьюга-вьюга! Ну, что ты сидишь такой кислый?! Смотри, какой вечер славный! Смотри, какой снег! Смотри, какой огонь! Как тут здорово, Олежка! Ну, иди сюда, давай потанцуем. Моя-ля шуга-шуга, моя-ля вьюга-вьюга!

    Она закружилась, раскинув руки и подставив лицо уже почти черному небу. Полюбоваться танцем Олегу не удалось - лошади, фыркая и мотая головами, внезапно сорвались с места и помчались через озерцо назад по проложенной утром тропе. К счастью, далеко они уйти не смогли - не поместившись бок о бок на узкой дорожке, застряли среди сугробов на другом берегу. Ускакал только серый мерин, но и тот вскоре вернулся, обнаружив, что остался один.

    Спутав ноги скакунам, ведун оставил их возле камышей и отправился кипятить воду. У костра Роксалана, скинув трофейные меховые одежды, в одном только сари, подаренном мудрым Раджафом, прыгала через огонь. Причем во время прыжка она пыталась изобразить некое балетное па с разворотом на сто восемьдесят градусов и раз за разом кувыркалась спиной вперед в занесенный снегом рогоз.

    -  Оденься, простудишься, - посоветовал ей ведун.

    Олег протер торбу от остатков грибного супа, но набить снегом снова не успел: спутница напрыгнула на него, повалив на землю:

    -  А разве ты меня не согреешь, Олежка? Разве не согреешь? - Она попрыгала на коленях у него на спине, потом кинулась в лес: - Лови меня, Олежка!

    Проводив ее взглядом, ведун плотно набил кожаное ведерко, поставил его на угли растапливаться, порубил самые толстые ветки валежника, кинул рядом.