Никакая великая княгиня. Никакая императрица. Всё открыто. Всё всем известно. Смотры, манёвры и — покои Анны Петровны. Ужины вдвоём. Императрице запрещён вход в комнаты супруга. Просто запрещён. И она может сколько угодно ездить верхом на свой любимый, так возмущавший когда-то императора манер: по-мужски и только шагом. Ради талии, как любила она пояснять Плещееву. Но Плещеева давно нет, а переписка с ним запрещена.

Вечерами маленькие балы — ради удовольствия Анны Петровны. Любые туалеты — если они нравятся Анне Петровне. Спектакли актёров — если на то есть желание Анны Петровны. И бешеные вспышки гнева по поводу недостаточной почтительности членов императорской семьи в отношении Анны Петровны. Не она, но великие княгини и княжны должны первыми отдавать ей поклон, склоняться в глубоком реверансе. И все заезжие иностранные гости. Даже женихи дочерей. Анна — благословение Божие. Анна — благословение России. Анна — единственное счастье императора Павла I...

Если бы не знать. Если бы ничего не знать. Таша молчит. Милая, добрая Таша. Но не прощает. Копит обиду. Презрение. Едва ли не ненависть. Всё-таки у них есть общие черты с царственным братом — этого не скроешь.

Свадьбы, похожие на плац-парады. Выходы, напоминающие военные дефиле. Столы под гром пушечных салютов. Сто один выстрел по поводу состоявшегося обряда венчания, по поводу каждого произнесённого за столом тоста... Великий император! Непогрешимый император! И даже непобедимый — пока у него есть так ненавидимый им строптивец Суворов. Все как пороховой дым ранним сырым утром. Туман...

* * *

Е.И. Нелидова, А.Б. Куракин

   — Вы всё же настояли на своём, Катерина Ивановна: Смольный вместо вашей очаровательной гатчинской мызы. Четыре с лишним часа пути, между тем дело не терпит.

   — Вы даже не поздоровались со мной, князь.

   — Простите великодушно, я так рад встрече с вами, тем более открывающейся перспективе постоянных наших встреч. Я не мог написать вам обо всех обстоятельствах, предпочтя отложить до откровенного разговора. Вот за это вы и в самом деле должны меня простить, мадемуазель Катишь.

   — Милый хитрец, вы хотите меня вернуть к нашим былым временам.

   — И не скрываю этого. Но прежде всего я должен ввести вас в курс последних событий. В своём замке вы совершенно отстранились от нас и от них.

   — Вообразите себе, Алексей Борисович, это оказалось совсем не так просто. Неведомыми путями новости гатчинские постоянно просачиваются в наше с Ташей уединение. Тем не менее вы заинтриговали меня, и я тоже не хочу этого скрывать. Что побудило вас нарушить наше уединение?

   — Постараюсь быть кратким и не испытывать вашего терпения. О времени прошлогоднем великокняжеских свадеб вы, само собой разумеется, знаете. Анна Степановна не была бы сама собой, если бы не поспешила к воспитаннице с последними новостями. Так вот, этот фейерверк празднеств завершился совершенно невероятным празднованием дня ордена Св. Иоанна Иерусалимского. Вы разрешите мне быть совершенно объективным в описаниях, Катишь?

   — Какой бы иначе они имели смысл? Я понимаю, вы боитесь неприятных для меня подробностей. Но, Алексей Борисович, это не мой двор и не тот человек, которого мы оба так близко и так дружески знали.