— Не доводилось, Карл Иванович.

   — Хотите расскажу?

   — Сделайте милость.

   — Так вот, батюшка мой Иван Яковлевич смолоду архитектором в Петербурге служил, при приморских домах и садах их императорских величеств. И было ему от силы под тридцать, как его в Тайную канцелярию забрали, допросам с пристрастием подвергли.

   — Неужто пытали?

   — Дело прошлое — всего испытать пришлось, а там и ссылка в Сибирь последовала. Едва до Сибири довезли, указ новый царский — вернуть немедля. Правительница Анна Леопольдовна так решила. А там, оглянуться не успели, государыня Елизавета Петровна на престол отеческий вступила, батюшку с другими архитекторами и художниками в Москву отправили — к коронационным торжествам готовиться. Батюшка всё как положено сделал и прошение подал, чтоб в Москве ему остаться, от царского двора да столицы подальше. Тут и меня архитектурным наукам обучаться к князю Дмитрию Васильевичу Ухтомскому отдал. В 1749-м я уж звание архитектурии гезеля получил вместе с Петром Романовичем Никитиным да Александром Кокориновым. Пётр Романович вместе с родителем своим преотменным живописным мастером Романом Никитичем Никитиным в один час с батюшкой из сибирской ссылки вернулись.

   — И он из ссылки?

   — И он. Дитятей его ещё вместе с батюшкой да матушкой сослали. Допреж того Романа Никитича лет семь-восемь в Шлиссельбургской, а может, и в Петропавловской крепости в одиночном заключении держали, что ни день допросам подвергали.

   — Художника? За что?

   — Да не столько за свои вины — за братца родного, Ивана Никитича Никитина. Славный живописец был. Государь Пётр Алексеевич Первый всячески его отмечал, в Италию обоих братьев посылал в мастерстве совершенствоваться. В Петербурге у Синего моста дом им преотличный с мастерской живописной построил. Всюду с собой Ивана Никитина брал. Как тот из Италии вернулся, приказал всем придворным портреты царские у него заказывать. Сам и цену портретам тем положил.

   — Так в чём же мастер провиниться мог?

   — Разное, Дмитрий Григорьевич, говорят. Всех сплёток не переслушаешь, да и повторять их себе во вред только. Вам, по доброму знакомству, скажу. Будто партию такую при дворе составил, чтобы власть императорскую конституцией ограничить, — факцией называлась. И народу в ней разного немало из придворных собралось. Иные толкуют, будто императрице Анне Иоанновне подчиниться не захотел, сумнение в правах её на престол царский высказывал. А иные — что курляндцев императрицы осуждал за грабительство бесстыдное богатств российских. Императрица на господина Бирона как на образ святой глядела, а он меж тем что под руку попадало в Курляндию вывозил. Вот поручик-то наш нынешний Иван Нелидов — вчерась беседа у нас с ним за полночь затянулась — на том стоит. Батюшка его о многом известен был по службе. По моему же разумению, за всё вместе Никитин поплатился.

   — Пётр Романович ничего не говорит?

   — После Сибири-то? Эх, Дмитрий Григорьевич! Сразу видно, родные ваши места не к северу — к югу протянулись.

   — Одно счастье, что при нынешней просвещённой императрице ничего подобного случиться уж не сможет.

   — Так полагаете? Что ж, поживём — увидим.

* * *

Д.