- Я еще не в состоянии тебя слушать, дай мне немного справиться с
собой.
Он облокотился на подоконник и стал смотреть на море.
- Как прекрасна ночь в океане, когда луна, как теперь, ярко светит!
Это величественно, как вечность... Мне кажется, что человек, который
постоянно наблюдает это зрелище, не может бояться смерти. Отец мой умер
мужественно?
- О, конечно! - ответил Ашар с гордостью.
- Я был уверен в этом. Я его помню, хотя мне было четыре года, когда я
в последний раз его видел.
- Он был таким же красавцем, как вы, - сказал Ашар, - такой же
молодой.
- Скажи, как его звали?
- Граф Морне.
- А, так я из древней и благородной фамилии. У меня тоже есть герб с
короной...
- Постойте, постойте, молодой человек, не предавайтесь гордости, -
сказал Ашар. - Я еще не сказал вам имени вашей матери.
- Да-да, кто она? Простая женщина? Я все-таки с уважением выслушаю ее
имя.
- Маркиза д'Оре, - произнес Ашар медленно и словно с сожалением.
- Что ты говоришь! - вскричал Поль, вскочив со стула и схватив старика
за руку.
- Я говорю правду.
- Так Эммануил мой брат, а Маргарита моя сестра!
- Да разве вы их знаете? - удивился Ашар.
- О, ты правду недавно сказал, старик, - сказал Поль, опустившись на
стул. - Что провидению угодно, то и будет, а все, что оно сделает, заранее
написано в книге нашей судьбы...
Оба некоторое время молчали, наконец Поль приподнял голову и, взглянув
с решительным видом на старика, сказал:
- Теперь говори, я готов тебя слушать.
ГЛАВА IX
Старик подумал с минуту и начал свой печальный рассказ:
- Они были обручены. Вдруг, не знаю почему, между их семьями началась
страшная вражда, и их разлучили. Сердце графа Морне было разбито, он не мог
оставаться во Франции и уехал в Санто-Доминго, где у отца его было
небольшое имение. Я поехал с ним, потому что маркиз Морне относился ко мне
с полным доверием, ведь я сын его кормилицы и вместе с ним воспитывался. Он
называл меня братом, но я никогда не забывал расстояния, положенного между
нами происхождением. Маркиз был совершенно уверен во мне, зная, что я люблю
графа, как родного сына.
Мы прожили здесь два года. Два года ваш батюшка - часто без цели,
иногда занимаясь охотой, - блуждал по этому великолепному острову, надеясь
подавить душевную боль усталостью. Но это ему не удавалось. Наконец после
двух лет беспрерывной борьбы с собой и бесконечных страданий он, видно,
почувствовал, что не может больше терпеть, не может жить, не увидев ее еще
хоть раз, и мы отправились в Европу. Плавание наше прошло так благополучно,
что суеверные люди могли бы принять это за самое счастливое
предзнаменование. |