|
Дикий страх, который он вдруг увидел в широко раскрытых ужасом карих глазах Маши, остановил его. Она пристально смотрела куда-то через его плечо, рот ее открылся в безмолвном восклицании, и подрагивали губы. Вдруг выстрел, сухой и неожиданно громкий, раздался буквально в нескольких шагах от сидящих. Пуля сочно вспорола воздух недалеко от головы Лихунова, который машинально пригнулся, но тут же сдернул клапан с кобуры и выхватил наган. Другая пуля пролетела еще ближе, и Лихунов почувствовал, как горячий воздух легко коснулся его щеки. Он повернулся. Стреляли из-за куста барбариса, совсем уже черного в сумерках, росшего в пятнадцати шагах от скамейки, на которой сидели Лихунов и Маша. В темноте он не видел никого, но выстрелы могли делаться снова и снова, поэтому, целясь почти наугад, в черную массу куста, Лихунов трижды нажал на спуск. Зашуршали упавшие за землю срезанные ветки, и чей-то приглушенный животный стон, стон боли и ненависти за неудачу, послышался за кустами. Лихунов вскочил на ноги, собираясь бежать к кустам, но Маша обеими руками ухватила его за руку, державшую револьвер, и, умоляя, закричала:
– Нет, прошу, прошу вас, не ходите туда! Он вас убьет! Он живой еще! Не ходи, не ходи! Лихунов оцепенело смотрел в темноту, откуда слышались стоны и которая тянула его к себе, но не в силах был освободиться – Маша буквально повисла на его руке. Внезапно топот сапог раздался рядом с ними, в лицо брызнул яркий свет электрического фонаря, и Лихунов увидел жандармского офицера, молодого, возбужденно-деловитого. Два рядовых с винтовками сопровождали его, составляя вместе с офицером патрульный пикет. – Кто стрелял?! – взвизгнул жандарм, дыхнув в лицо Лихунову перегаром и луком. – Извольте сейчас же отвечать на мой вопрос! – потребовал он строго, хотя Лихунов и не думал отмалчиваться. – Вначале он, – показал Лихунов в направлении кустов и отвернулся, не вынеся кислого запаха перегара. Жандарм осветил фонарем всю фигуру Лихунова, задержал взгляд на револьвере и вновь бесцеремонно направил фонарь прямо в лицо капитана. – Кто это – он? Я вижу, что оружие держите вы… – Подойдите к кустам и посмотрите! – раздраженно посоветовал взволнованный Лихунов. – В меня стреляли из-за кустов, оттуда… – За мной, – приказал жандарм солдатам и, вытаскивая на ходу револьвер, осторожно двинулся к кустам. Лихунов пошел за ними и, когда они оказались на другой стороне барбарисовых кустов, один из солдат от неожиданности вскрикнул: – Гляньте-ка, там человек навроде! Подошли поближе, осветили фонарем фигуру неизвестного, неловко, в чудной, нелепой позе упавшего лицом в кусты, державшие его грузное тело под углом к земле, не давая падать. Руки разбросаны в разные стороны, колени согнуты. Человек был недвижим. – Поверните его! – брезгливо морщась, приказал жандармский офицер. – Положите на землю! Солдаты осторожно сняли с куста грузное тело неизвестного, в крепко сжатой руке которого масляно блеснул вороненый ствол пистолета, положили навзничь на траву. Жандарм направил луч фонаря на круглое, одутловатое лицо мужчины – это был тот самый лавочник, что продал Лихунову краковскую колбасу. – Вам известен убитый? – коротко спросил жандарм у Лихунова. – Да, я впервые увидел его вчера. Это продавец лавки. – Это вы застрелили его, как понимаю? – Должно быть, я, но он первым в меня стрелял. – Кто это может подтвердить? Та женщина? Это ваша знакомая или… так… – Да, знакомая, – переборол Лихунов желание нагрубить жандарму, – только я прошу вас не впутывать ее в эту историю. Мне не нужно свидетелей, я оправдаюсь. Теперь я даже рад, что так получилось, и смогу все рассказать кому следует. |
