– Командор, – безотчетно Данан перешла на «вы». Это позволяло ей лучше сохранять голову. – Давайте поднимемся наружу. И там договорим.

Тальвада проигнорировала призыв, выкрикнув:

– Помнишь ночь, когда пал Темный архонт? Скажи, Данан! Ты помнишь последнюю ночь Шестой Пагубы?

Данан прикрыла глаза: как ей такое забыть?! Да вся ее жизнь делится на то, что было до битвы с архонтом, и на то, что – после!

– Если вы хотите предаться воспоминаниям, командор, пойдемте наверх. Поговорим у костра.

Эльфийка не двигалась и даже не поправляла Данан, что она не командор больше.

– Знаешь, что я почувствовала там, наверху? Когда стояла и смотрела, как ты, опустошенная, рыдаешь взахлеб?

Данан сцепила зубы. Тальвада что, нарочно давит ей на самые больные мозоли?! И прежде, чем чародейка хоть что то сказала, эльфийка призналась злорадным шепотом:

– Радость. Счастье! – крикнула Тальвада, раскинув руки. – О, Тирсагар, да я была безгранично счастлива! – эльфийку пробрала истерика, а Данан – дрожь. – Сказать, почему?

Чародейка закусила губы. События той ночи мгновение за мгновением восставали у нее в памяти.

– Потому что, – шепотом немыслимого откровения произнесла Данан и зажмурилась, – наконец, появился еще хоть кто то, кто до конца понял, какую ношу ты несешь в себе.

Тальвада дрогнула. Руки плетьми обвисли вдоль тела. Да, девчонка попала в точку.

– А был ли кто нибудь в Аэриде, – спросила Данан, открывая глаза, – кто так же радовался, когда Пустота архонта раз и навсегда сломала твою жизнь?

Тальвада покачала головой.

– Четвертого архонта убил гном. И до моего слияния с Пустотой он не дожил. Я веками жила с этим одна, Данан. – Тальвада приблизилась к чародейке, бросила на пол лук и колчан, взяла в ладони женскую голову и, наклонив к себе, поцеловала в лоб. Данан почувствовала, как ее лба касаются горячие слезы. – А теперь, – Тальвада отстранилась, – теперь одна будешь ты. – Эльфийка всмотрелась в глаза молодой женщины, все еще не выпуская ее головы из рук. – Он никогда не умолкнет. Он затих для всех, потому что ты спрятала его от них. Но ты будешь бороться с ним до последнего дня. Ибо он здесь, – Тальвада отняла руку от женского лица, положила чародейке на грудь и заглянула в самое дно подернутых серебряной дымкой глаз, – внутри. И он – победит.

Данан поняла, что вот вот заплачет. Она вскинула голову, сдерживая слезы, и в последней мольбе вскрикнула:

– Тальвада, пожалуйста, давай поднимемся наверх! Давай уйдем!

Однако эльфийка только улыбнулась. Отстранилась от чародейки. Наклонилась чтобы вытянуть из колчана одну стрелу. Вместе с луком вложила Данан в руки.

– За вами с Жалом должок.

– Н…нет, – Данан медленно, совсем не веря в происходящее, повела головой. Она не может принять это! Она не может смириться с такой реальностью! Нет!

Тальвада начала снимать литые пластины своего доспеха.

– Не смей, Тальвада! – кричала Данан. – Я не буду ничего делать!

Эльфийка скинула наручи с предплечий, заявив:

– Каждый командор в истории Смотрителей Пустоты делал это…

– А я не буду! – взвизгнула Данан.

– Это такая же неизменная часть ритуала, чтобы стать командором, как выпить крови исчадий Пустоты, чтобы стать смотрителем.

– У меня на глазах уже погиб один командор! Погиб в подземелье, спасая нас! Мне не нужен больше никакой другой ритуал!

Тальвада наклонилась, снимая поножи с голеней. Руки, которыми она делала это, не принадлежали живой женщине – обглоданные черно серые полуразложившиеся конечности создания, выжранного Пустотой до косточек.