– Картошка?

– Да.

Ей было неловко оттого, что ей неловко. Дом дрожал от шума, бурлил неприятными запахами, а тут, о! такой элегантный молодой человек!

Молодой человек? Но они же кузен и кузина. Точнее, дальние родственники. Они в таком же родстве, что, полагаю, и лама с верблюдом. В их внешности было нечто, свойственное всем Рейесам, но их род много лет тому назад разделился на две разные ветви. Такие разные, что они не знали, что они familia . Ведь Рейес очень распространенная фамилия. И Нарсисо, гордый и тщеславный, считавший себя хорошо образованным человеком, даже не подозревал, что Тетушка Фина и ее волчата тоже Рейесы.

Совсем как в хорошей fotonovela или telenovela.

Не зная, что делать дальше, Соледад просто стояла и жевала бахрому своей rebozo. О, если бы только была жива ее мать. Она бы научила ее разговаривать с помощью этой rebozo. Например, если женщина, набирая воду из фонтана, опускает в воду бахрому, это значит «Я думаю о тебе». Если же она, собрав rebozo в подобие корзины, идет перед тем, кого любит, и вроде как случайно дает содержимому, скажем апельсину или стеблю сахарного тростника, выпасть на землю, то хочет тем самым сказать: «Да, я признаю тебя своим novio ». Если же женщина позволяет мужчине взяться за левый конец rebozo, она дает ему знать, что готова убежать с ним. Если, как это принято в некоторых местах в Мексике, она перебрасывает оба конца rebozo за спину, повязав ее на голову, то сообщает миру: «Я вдова». Если же роняет ее к своим ногам, это переводится как: «Я женщина с улицы, и за мою любовь надо платить». Если же концы rebozo завязаны, читай: «Я хочу выйти замуж». А когда она выходит замуж и ее мать покрывает голову бледно синей rebozo, она тем самым утверждает: «Моя дочь девственница, клянусь». Если же так от ее имени делает ее подруга, это следует понимать как: «Товар невостребован, ну кто бы мог подумать?» В преклонном же возрасте она может наставлять дочь: «Не забудь, когда я умру и мое тело завернут в мои rebozos, то сверху должна быть синяя шаль, а снизу черная, потому что так положено, моя девочка». Но кто мог разъяснить Соледад язык rebozo?

Да никто.

Не было никого, кто мог бы направить ее.

«Какая забавная девчушка!» – не мог не подумать Нарсисо. Но она была еще и очаровательной, хотя, может, это казалось ему потому, что она не смотрела ему в глаза, ведь есть особое, пусть даже напрасное очарование в знании о том, что некто обладает властью над кем то другим.

– Сэр, принесите нам вашу форму, и мы вернем ее вам чистой и выглаженной. Клянусь вам. И сделаем это бесплатно, просто принесите ее, – сказала Тетушка.

А затем последовали многие извинения, и заискивания, и благословения, потому что испанский язык очень церемонен и подразумевает сто одну формальность, и они все такие мудреные и замысловатые, как бахрома по краям rebozo. Ушла, как показалось Нарсисо, целая вечность на то, чтобы убедить Тетушку Фину в том, что с ним все в порядке, что нет, костюм не испорчен, что немного молока хорошо для шерсти, что он пришел лишь затем, чтобы отдать деньги, и теперь должен удалиться, спасибо.

– Пожалуйста, будьте так добры принять наши извинения за причиненное неудобство.

– В этом нет нужды.

– Умоляю, будьте так добры и простите нас.

– Вы же не нарочно.

– Мы навек благодарны вам. Наш скромный дом – ваш дом. Мы здесь для того, чтобы угождать вам.

– Тысячу раз спасибо.

И так далее, и так далее. Слово за слово, Нарсисо Рейес наконец получил возможность уйти. И все это время Соледад молча впитывала в себя его элегантность, церемонность и хорошие манеры. Он уже вышел во двор и спускался по лестнице и навсегда уходил из ее жизни, когда Соледад вдруг осознала это.