Изменить размер шрифта - +
Да и, несмотря на свой титул доктора богословия,
ему, как и всякому мужчине, не хотелось казаться нелюбезным по отношению к
красивой женщине. Он позвонил и попросил  явившегося  слугу  пригласить  в
залу Кэшеля Байрона. Вскоре послышалось, как  отворилась  в  нижнем  этаже
дверь и сквозь нее донесся гул отдаленных голосов. Доктор  хотел  было  из
приличия возобновить разговор, но воображение не подсказало ему подходящей
темы. Молчание в зале продолжалось, и только слышно было, как смутный  шум
внизу вырос в громкое: "Бай-рон! Кэш!" - причем последнее восклицание явно
подражало манере приказчиков больших универсальных магазинов,  призывающих
заведующего кассой. Наконец,  поднялся  много  раз  повторяемый  протяжный
крик: "Ма-а-ма-а!" - очевидно, в объяснение приглашения  Байрона  в  залу.
Доктор смутился. Госпожа  Байрон  улыбнулась.  Вдруг  затворившаяся  дверь
внизу заглушила доносившиеся крики, и на лестнице послышались шаги.
   - Войдите сюда, - сказал доктор, чтобы ободрить мальчика.
   Кэшель Байрон вошел в  комнату;  он,  краснея,  с  нерешительным  видом
направился к матери и поцеловал ее, Как всякий мальчик его лет, он не умел
еще целовать и лишь неловко ткнул в щеку  матери  своими  сжатыми  губами.
Сознавая свои провинности, он сейчас же  отошел  в  сторону,  где  задался
целью спрятать не совсем чистые руки  в  складках  своей  куртки.  Он  был
высокого роста, с сильными плечами и шеей; его короткие, каштановые волосы
мелкими завитками плотно прилегали к голове.  Голубые  глаза  и  все  лицо
выражали мальчишеское добродушие, которое, однако, не давало уверенности в
его добром нраве.
   -  Здравствуй,  Кэшель!  Как   поживаешь?   -   с   почти   царственной
покровительностью проговорила, наконец, госпожа Байрон  после  безмолвного
взгляда, показавшегося мальчику невыносимо долгим.
   - Спасибо, мама, очень хорошо, - ответил он,  стараясь  не  глядеть  на
мать.
   - Садитесь, Байрон, - сказал доктор.
   Кэшель вдруг забыл, как это делается, и беспомощно перебегал глазами от
одного стула к другому.  Доктор  извинился  и  покинул  залу,  к  большому
облегчению своего воспитанника.
   - Ты очень вырос, Кэшель; но я огорчена, что ты стал так неловок.
   Кэшель вновь покраснел и смутился.
   - Не знаю, как мне быть с тобой, - продолжала госпожа Байрон. - Монкриф
говорил мне, что ты очень ленив и дурно ведешь себя.
   - Вовсе нет, - хмуро ответил Кэшель. - Это не...
   - Пожалуйста, не отвечай мне  таким  образом,  -  строго  перебила  его
госпожа Байрон. - Я уверена, что все, сказанное  мне  доктором  Монкрифом,
совершенная правда.
   - Он всегда худо говорит обо мне, - жалобно проговорил Кэшель. -  Я  не
могу учить латынь и греческий; я не понимаю, что в них хорошего.  Я  учусь
так же прилежно, как все остальные. А мое поведение он бранит лишь потому,
что один раз я гулял с Джулли Молесвортом, и мы увидели толпу за деревней;
а когда подошли, оказалось, что это дерутся два человека. Ведь это  же  не
наша вина, что они там дрались.
   - Да, я не сомневаюсь, что ты можешь привести еще с полсотни  таких  же
оправданий, Кэшель.
Быстрый переход