- Нет, я ставлю им в вину, что они проявили своим поведением
непозволительное неуважение к спокойствию хозяйки дома, в котором они
затеяли свой спор, - ответила Лидия. - Впрочем, мужчины так редко приносят
в жертву свою природную грубость требованиям общежития, что, право, нельзя
особенно винить их обоих. Ведь вы, кажется, не сторонница условностей,
миссис Хоскин?
- Я не защищаю условности, но все же я сторонница хорошего тона.
- Вы думаете, что тут есть какая-нибудь разница?
- Я чувствую, что тут есть разница, - с достоинством ответила миссис
Хоскин.
- И я также, - сказала Лидия. - Но вряд ли можно требовать от других,
чтобы они считались с нашими субъективными мнениями и чувствами. Не правда
ли?
С этими словами она отошла в другую часть комнаты, не дожидаясь ответа
миссис Хоскин. Все это время Кэшель одиноко стоял все на том же месте,
посреди залы. Много глаз с навязчивым любопытством разглядывали его, но
никто с ним не заговаривал. Женщины смотрели на него с напускной
холодностью, чтобы их не заподозрили, будто они восхищаются его смелостью,
а мужчины - с недоброжелательством. С тех пор, как Байрон увидел в толпе
гостей Лидию, чувство самоуверенности и довольство собой сменилось в нем
тягостным ощущением, что он наделал глупостей и скомпрометировал себя в ее
глазах. Он чувствовал себя теперь униженным и жалким. Как у большинства
людей его профессии, расстроенные чувства легко вызывали в нем слезы. Они
уже обжигали его горло, и ему неудержимо хотелось забиться куда-нибудь в
темный угол, чтобы облегчить свое неожиданное горе, когда к нему подошел
лорд Вортингтон.
- Я и не знал, что вы такой записной оратор, Байрон. Как только вам
надоест ваша профессия, смело поступайте в пресвитеры.
- Я не хочу вовсе менять своего призвания, - угрюмо ответил Кэшель, - и
я так хорошо знаю тон, каким следует говорить с дамами и джентльменами,
как и свое собственное ремесло. Не беспокойтесь обо мне, милорд. Я умею
вести себя.
- Конечно, конечно, мой друг, - покровительственно произнес Вортингтон.
- Всякий видит по вашим манерам и словам, что вы джентльмен: это видно
даже на арене. Иначе я не посмел бы привести вас сюда.
Кэшель недоверчиво покачал головой, но, в сущности, был доволен. Он
думал, что ненавидит лесть. И в самом деле, скажи ему лорд Вортингтон, что
он первый боксер Англии, - каким он, вероятно, и был, - он бы сурово
оборвал его. Но ему сейчас слишком хотелось верить в лживые комплименты
его манерам, поэтому он не усомнился в искренности слов лорда. Тот заметил
это и, довольный произведенным маневром и своим собственным тактом, пошел
на поиски миссис Хоскин, чтобы напомнить ее обещание представить его
знаменитой пианистке.
Кэшель решил, что ему лучше всего уйти отсюда незамеченным. Лидия была
окружена группой мужчин, с которыми она разговаривала по-немецки. Кэшель
же чувствовал себя неспособным говорить об ученых вещах даже по-английски;
к тому же он был уверен, что она сердится на него за обиду, причиненную ее
двоюродному брату, который в это время о чем-то серьезно беседовал с мисс
Гофф. |