Так не проще ли не менять одного людского короля на другого, а разрушить существующий мир, чтобы создать другой? Совершенно другой? Мир, где не люди будут стоять во главе и распоряжаться судьбами тех, кто не похож на них?
Таша держалась за спиной у колдуна, по-прежнему хранившего молчание. И не видела его лица.
Но откуда-то она знала: сейчас в тёмно-серых глазах нет и тени улыбки, что так ей нравилась.
– Ты говорил, что нарушишь все мыслимые магические законы, чтобы снова увидеть меня. Даже если я умру. – Дочь альва наконец разжала пальцы, освободив безвольные руки колдуна от своей хватки лишь для того, чтобы коснуться его щёк. – Но вот она я – живая. – Точёные белые ладони нежно скользнули по лицу Найджа, погладили пальцами скулы, опустились по шее на плечи, прикрытые фальшивым сюртуком. – Разве это не стоит всего?
Тот наконец шевельнулся. Перехватил хрупкие, словно птичьи, запястья прежде, чем пальцы Бэрри снова нашли его собственные.
– Я любил девушку, которая мечтала сходить в оперу. Которая творила огненных птиц. Которая смеялась со сводными братьями и прижималась ко мне в постели. Прекрасную девушку, которую я оплакивал с лета… мысли о которой заставляли меня брать в руки ритуальный нож и думать, как славно было бы резануть себя по горлу, чтобы больше не плакать. Не чувствовать. Не жалеть. – Когда колдун наконец заговорил, голос его казался потрескавшимся, выцветшим, как старое полотно. – Девушку, которая никогда не сказала бы того, что я услышал сейчас. – Найдж разжал руки – резко, стремительно, будто выпуская из них грязную ветошь, даже смотреть на которую неприятно. Отступил на шаг: маленький, едва заметный шаг, чтобы не задеть Ташу, по-прежнему стоявшую за ним. – Я не знаю, кто ты. Я не знаю тебя.
– Приветствую, дети мои.
Женский голос, легко перекрывший бальный шум, разнёсся под зеркальными сводами. Расползшись обрывками несвязных гармоний, музыка стихла – пугающе резко. Танцующие пары замерли и распались.
Таша поняла, кому принадлежит этот голос, ещё прежде, чем подняла взгляд на балкон.
Там улыбался мальчик-паж в зелёном, которого она видела прежде в толпе. Берета на нём больше не было – и огненно-рыжие волосы львиной гривой рассыпались до талии. Травянистые глаза, в тон наряду, горели ведьминским огнём; маска исчезла, открывая привлекательное лицо с умильно припухлыми щеками.
Зельда казалась вчерашней девчонкой. И на вид ей едва ли можно было дать больше тридцати.
Когда Таша опустила глаза, посмотрев туда, где стояла Бэрри, дочь Герланда уже исчезла.
– Приветствуем, Госпожа, – хором выдохнули сотни губ.
– Рада видеть, что вам нравится праздник, устроенный для вас. По крупицам вернуть вам счастье, отобранное людьми, – мой священный долг, и мне приятно понимать, что я исполняю его. – Зельда неспешно оглядывала зал, переводя взгляд с маски на маску. – Танцы скоро продолжатся, не беспокойтесь. Я хотела лишь вызвать на разговор по душам некоторых из присутствующих… которые воспользовались нашим гостеприимством, однако вздумали отплатить за него не добром, но предательством.
…вдруг похолодевшие руки задрожали пуще прежнего.
Вот тебе и спектакль. И покушение. И игры в интриганку.
– Переносимся? – Не решаясь вскинуть руки к шее, чтобы не привлекать внимания, Таша едва слышным шипением обратилась к Найджу и Алексасу, который за время разговора с Бэрри всё же успел приблизиться к ним.
– Попробуй. Может, хотя бы у тебя выйдет. – Колдун отвечал так же тихо и почему-то – вслух. – Я пытался обратиться к вам мысленно. Через кольцо. Не вышло. – Найдж накрывал одной рукой другую, точно баюкая больной палец. |