«Харви, черт побери, еще может испортить мне уик-энд» – вспомнил малыш слова Хичкока... Уж будьте спокойны, профессор: если не Харви, так кто-то другой (Каспер, конечно, имел в виду себя) вам обязательно его испортит!

...А потом он отправился готовить завтрак для Кэт и ее отца.

Утро Каспер еще мог терпеть. Раннее утро. Когда солнце было по-детски ласковым, а если и кусалось, то только в Шутку, не оставляя следов и царапин.

Но потом, солнце взрослело. Оно начинало жлобствовать. Его лучи становились злыми и назойливыми, словно до них доходило, что они не выспались (а им чертовски надоело вставать раньше всех), словно они ненавидели свою работу и готовы были вымещать злость на любом, кто попадется под руку...

Каспер однажды неосторожно задел ставень и кровожадный солнечный зайчик, притаившийся снаружи, тут же цапнул его за шею. Боль была дикая. Шея опухла так, что дядюшка Шланг посоветовал, пока не поздно, сделать прививку от бешенства.

– А то ты тоже превратишься в солнечного зайчика и перекусаешь всех нас.

Слава Богу, обошлось.

...А еще хуже были будильники. В отличие от всех остальных часовых механизмов они были тупыми и брехастыми, как цепные псы. Их звон возвещал окончание раннего утра и начало самого поганого времени суток – Часа Суетливых Сборов.

Это было все.

Мистер Харви появлялся на кухне с помятым лицом и без очков.

– Черт побери, куда подевались мои очки? – вопрошал он с каким-то обидным подозрением в голосе.

Очки всегда оказывались в ванне. Доктор перед сном специально клал их туда, чтобы надеть сразу после бритья и умывания, но потом напрочь об этом забывал.

Кэт поднималась легко, но всегда по полчаса торчала перед трильяжем и потому опаздывала и нервничала. Она страшно суетилась. Каспер подумал, что если бы он был мальчишкой, а она – его подружкой, он, пожалуй, дарил бы ей каждое утро по букету цветов. Бросал бы в окно. А зимой, когда рамы наглухо закрывают и утепляют – оставлял бы букет в почтовом ящике... Чтобы отбить у утра его кислый металлический привкус.

И в том, что сегодняшнее утро все испортило, не было ничего удивительного.

Когда Каспер за завтраком начал рассказывать о ночном путешествии к Хичкоку, у Харви и Кэт от удивления сначала поотваливались челюсти. Но когда он подошел к самому интересному месту в рассказе, доктор вдруг посмотрел на часы, захлопнул челюсть и сказал дочери:

– Милая, ты сегодня здорово тормозишь. Урок начнется через двадцать пять минут.

Мистер Харви считал, что опаздывающий человек – хладнокровный убийца (кажется, мы об этом уже говорили).

– Но, папа!.. – Кэт подняла на него свои большие черные глазищи.

– Никаких «но». Сначала – дело, а потом уже разговоры. Мне не хочется, чтобы моя горячо любимая дочь становилась хладнокровным убийцей... Я пошел заводить машину.

Было бы ладно, если б дело касалось только Каспера. Но ведь опасность грозила прежде всего самому мистеру Харви! Взрослая логика оставалась для Каспера тайной за семью печатями.

Впрочем, по утрам (в этом Каспер был уверен на все сто) мыслительные процессы замирают и остается одна только, инерция. Именно тогда и случаются разные бестолковости.

– Посмотри-ка, что я нашел, – сказал доктор, отправив Кэт в школу и вернувшись в замок.

Он показал Касперу небольшой удлиненный ящик из темного дерева.