Шарифа не успела ответить. Из церкви вышли трое мужчин: юный брат Шарифы Алан, смуглый молодой человек, небритый и мрачный, и седой старик в дорогом костюме. Увидев стоящих Никифора и Шарифу, они замедлили шаги.

— Шафа, иди домой, — угрюмо проговорил небритый.

Женщина бросила на Хмеля косой взгляд и заторопилась прочь.

— Так я буду вас ждать, — сказал ей в спину Никифор.

Шарифа не ответила.

— Эй, мужчина, — тем же угрюмым тоном сказал небритый, видимо, дядя Шарифы, — не приставай к ней больше, не надо. Понял?

Никифор медленно повернул к нему голову, окинул взглядом, так же медленно отвернулся и зашагал к воротам церкви.

— Эй, тебе говорят… — небритый не закончил.

Горло его оказалось зажатым рукой Никифора, рука вывернута за спину, тело повисло в воздухе, глаза выпучились.

— Запомни! — с тихим бешенством сказал Хмель, удерживая чеченца на весу. — Это мой город! Это моя земля! Я никому не мешаю на ней жить, но и никому не позволю диктовать, что мне делать!

Чеченец захрипел, задергался.

Никифор отпустил его, разжал пальцы. Ненависть, ударившая в голову, начала испаряться, таять, исчезать, оставляя горечь и опустошение. Захотелось тряхнуть головой и проснуться. Никифор бросил взгляд на лица старика и юноши, брата Шарифы, смотревших на него без единого слова и жеста, побрел в церковь.

Небритый чеченец, массируя горло, прохрипел ему в спину:

— Скажи спасибо, что я без кинжала!..

Никифор споткнулся, замер. Кровь отлила от щек. Одно мгновение казалось, что он бросится на парня и убьет его. Однако огромным усилием воли капитан сдержался, повернул голову к небритому и сказал свистящим шепотом:

— Скажи спасибо, что ты дядя Шарифы!..

В церкви Никифор постепенно отошел, окончательно успокоился, постоял у иконостаса, глядя на горящие свечи, и вышел. Чеченцев уже не было возле церкви. Но горечь от столкновения с ними осталась, хотя винить себя в принципе было не за что. Не он первым начал выяснение отношений.

До обеда Никифор ездил по автосалонам столицы, выбирая себе машину, — средства уже позволяли купить иномарку, — и остановился на немецком «Хорьхе» полуспортивного типа, способном развивать скорость до двухсот сорока километров в час. Договорившись с менеджером салона, что он подъедет вечером и заплатит, капитан поехал домой, размышляя, готовить обед самому или пообедать в кафе. Победила вторая идея: возиться на кухне Никифору не хотелось. Однако стоило ему появиться в квартире, как зазвонил телефон.

— Где тебя носит, капитан? — раздался в трубке голос полковника Гвоздецкого. — Срочно лети на базу!

— Я не обедал… — заикнулся Никифор.

— Потом поешь, я тебя отпущу.

— А в чем дело? Мы куда-то убываем?

— Вероятно, завтра. Все объяснения на базе.

Телефон замолчал.

Никифор подержал трубку в руке, испытывая облегчение от того, что вечер у него как будто останется свободным (надежда на встречу с Шарифой все-таки оставалась, несмотря на инцидент с ее дядей), быстро переоделся и выбежал во двор, где его ждала старенькая «десятка». К штабному домику базы в Раменском он подъехал в половине третьего.

Группа была в сборе, отсутствовал только сам Гвоздецкий.

— Что тут происходит? — поинтересовался Хмель, здороваясь со всеми. — Новое задание?

— А ты думал, тебя тут ждет приятное известие? — хмыкнул Лёнчик. — Пора заняться своим делом, а то у меня, к примеру, деньги кончились.