— Виктор, — сказала я, как утопающий, хватаясь за его руку, — пойдем и потанцуем где-нибудь!

Сев в такси, мы поехали наверх к Pincio. И мы танцевали. В ротонде под звездным небом и в окружении высоких кудрявых деревьев. Никогда еще более мрачная пара не танцевала под звездами. Мы не разговаривали. Мы только танцевали, крепко держа друг друга за руки. Но между танцами мы садились за столик, и тогда Виктор говорил чуть тихо, чуть односложно и без тени обычного превосходства.

— Да, ведь было одиноко, — говорил он. — Совсем одиноко, но думалось, быть может, Ева… но ведь ясно, что разница в возрасте слишком велика. Да и у нее ведь столько других… А этот подозрительный тип, что сидел с ней в «Ульпии», — кто он?..

— Извини, но на самом деле он вовсе не подозрительный тип, — живо ответила я, не потерпевшая бы никаких нападок на Леннарта. — Он такой… да, ну это все равно, какой он…

Виктор, задумчиво взглянув на меня, смолчал. И мы снова начали танцевать.

Было уже поздно, когда мы поехали в отель. Наши дрожки катились по ночным улицам, казавшимся такими пустынными, когда смолк веселый дневной шум. Копыта лошадей стучали о мощенную камнем мостовую, и далеко разносилось эхо. Я прислонилась усталой головой к плечу Виктора. Оно оказалось таким же шероховатым и честным, как сам Виктор.

— Не переживай, Кати, — сказал он у двери нашего с Евой номера. — Со временем вырастут розы! По крайней мере для некоторых!

Когда я вошла, Ева спала, улыбаясь во сне.

XIX

— Я кое о чем должна с тобой поговорить, — сказала мне на следующее утро Ева. — Но ты не узнаешь ничего, пока мы не приедем в Сорренто! Готовься!

Я молча кивнула. Вот как, значит, в Сорренто я получу милостивую поддержку! Мы будем там сегодня вечером, а уж столько-то времени я смогу потерпеть. Никакого сюрприза я не ожидала, я слишком хорошо знала, что она собирается мне сказать, но интересно посмотреть, как она думает это сказать и как объяснить то, что она так подло обманывала меня. Я испытующе глянула на нее. Она стояла наклонившись возле балконной двери и расчесывала щеткой свои белокурые волосы. Они спадали ей на лицо, словно золотая грива. Она весело насвистывала. Неужели ее ни капельки не мучит, что она причинит мне страшную боль? Неужели она так искренне радуется, что ей удалось отбить у меня Леннарта, и она уже больше ни на что не обращает внимания? Кажется, так и есть!

Я начала укладывать свои платья и туалетные принадлежности. На сердце у меня было тяжело, а руки двигались неохотно, и поэтому все шло очень медленно. Казалось, будто у меня никогда не было более тяжелой работы. Я очень мало спала этой ночью, я устала, и каждое движение стоило мне огромного напряжения. В конце концов Ева заметила: что-то неладно!

— Что с тобой? — спросила она. — Ты расстроена?

«Ты расстроена?» — спросил ястреб куропатку. Расстроена ли я? Нужно было совсем другое слово, чтобы определить мое состояние. Слово, которого нет в словаре, что-то ужасное и душераздирающее. Я не ответила Еве. Но она вдруг оказалась совсем рядом со мной, нежно поцеловала в щеку и спросила:

— Бедное дитя, неужели тебе было так скучно вчера вечером с Виктором?

— А ты, как у тебя с головной болью? — не смогла я удержаться от вопроса.

Она таинственно засмеялась.

— Боль совершенно прошла, — сказала она.