Он понял, что, несмотря на свое косоглазие, Матьё прекрасно мог высмотреть укрывшегося кролика или зайца. Гийом не раз замечал, что у него из пороховницы исчезает порох, а из мешка — дробь. Из этого он заключил, что поскольку вовсе не обязательно иметь фигуру Аполлона или Антиноя, чтобы стать хорошим лесником, то, возможно, ему удастся использовать наклонности Матьё и сделать из него вполне приличного помощника лесника. Он поговорил о своем подопечном с г-ном Девиоленом и получил от него разрешение доверить Матьё ружье. Таким образом у Матьё оказалось оружие. Но за шесть месяцев обучения новому делу Матьё убил двух собак и ранил загонщика, не добыв при этом ни одного трофея. Тогда папаша Гийом, убежденный в том, что Матьё, обладая всеми инстинктами браконьера, не имел ни одного из качеств, необходимых леснику, отобрал у него ружье, которым тот столь неудачно пользовался. Матьё равнодушно снес эту обиду, хотя он лишался теперь блестящей перспективы, о какой мы упоминали (и какая конечно же показалась бы весьма заманчивой человеку менее беззаботного или не такого философского склада), и без малейших угрызений совести вернулся к существованию бродяжки и воришки.
В этой бродячей жизни одним из его любимых мест отдыха был Новый дом у дороги в Суасон и очаг папаши Гийома, несмотря на ненависть или, вернее, инстинктивное отвращение, какое питали к нему мамаша Мадлен — слишком хорошая хозяйка, чтобы не замечать ущерба, наносимого ее саду и кладовке присутствием Матьё Гогелю, — и Бернар, которого мы пока знаем лишь по тосту, произнесенному в его честь Франсуа. Бернар, казалось, догадывался о той роковой роли, какую этот бродячий гость сыграет в его судьбе.
Мы забыли упомянуть о том, что, подобно тому как никто не знал об успехах, сделанных Матьё в чтении и письме у доброго аббата Грегуара, никто не подозревал также и того, что его неумелость в стрельбе была мнимой. Когда Матьё хотел, он попадал в куропатку или кабана более метко, чем любой охотник в округе.
Почему же Матьё скрывал свои таланты, избегая восхищения окружающих? Дело в том, что, по мнению Матьё, полезным было не только уметь читать, писать и стрелять из ружья, но и прослыть неловким и неграмотным.
Словом, вы видите теперь, каким скверным и злым малым был тот, кто вошел в дом и прервал рассказ Франсуа недоверчивыми словами по поводу кабана, который, по мнению молодого лесника, был у него в руках: «Ну да, совсем как в прошлый раз!»
— Ну нет, как в прошлый раз больше не будет! — возразил Франсуа. — Мы сейчас об этом и поговорим.
— Ну, и где же он, кабан? — спросил папаша Гийом, получивший возможность открыть рот благодаря необходимости вновь набить трубку.
— В засолочной, если он у Франсуа в руках, — сказал Матьё.
— Нет еще, — ответил Франсуа, — но прежде чем кукушка на часах хозяйки прокукует семь часов, он там будет. Верно, Косой?
Собака — теперь она блаженно растянулась у разгоревшегося очага — обернулась на голос хозяина и, взметая золу своим длинным хвостом, издала дружелюбное ворчание, которое вполне можно было воспринять как утвердительный ответ на заданный вопрос.
Удовлетворенный ответом Косого, Франсуа с нескрываемым отвращением отвернулся от Матьё Гогелю и продолжил разговор с папашей Гийомом.
Тот, довольный тем, что его ждала свеженабитая трубка, приготовился благодушно выслушать своего молодого приятеля.
— Я потому так сказал, папаша Гийом, — продолжал Франсуа, — что кабан в какой-нибудь четверти льё отсюда, в зарослях Тет-де-Сальмон, рядом с полем Ментар… Он вышел где-то в половине третьего утра из подлеска у дороги в Данплё…
— Брось, — прервал его Гогелю, — откуда ты это знаешь, если сам вышел только в три часа?
— Нет, вы только послушайте, папаша Гийом! Ну и дела! Он меня спрашивает, откуда я знаю!. |