Эти слова были обращены к тому молодому леснику, кого папаша Гийом впустил в свой дом, а мы — в первую главу нашего повествования.

— Это я, — ответил тот. — Признаться, я пришел взглянуть, не хватил ли тебя вдруг апоплексический удар!

— Пока нет, — проговорил Бернар, криво усмехнувшись.

— Ну, тогда в дорогу! Бобино, Листок, Молодой и Бертелен уже у Прыжка Оленя, и если наш ворчун застанет нас здесь, когда вернется, то несдобровать нам, а не кабану!

— А пока подойди-ка сюда! — сказал Бернар.

Эти слова были сказаны таким суровым, властным голосом, совсем не свойственным Бернару, что Франсуа посмотрел на него с удивлением. Но, увидев исказившиеся черты, побледневшее лицо и письмо в руке, которое, по-видимому, и стало причиной этих изменений в лице и поведении молодого человека, он шагнул к нему с улыбкой (в ней сквозила обеспокоенность) и, поднеся руку к фуражке подобно военному, приветствующему начальника, сказал:

— Вот и я, мой командир!

Бернар, поймав взгляд Франсуа, спрятал руку с письмом за спину и, положив другую на плечо Франсуа, спросил его:

— Что ты скажешь о Парижанине?

— О молодом человеке, работающем у господина Руазена, торговца лесом?

— Да.

Франсуа кивнул и прищелкнул языком:

— Скажу, что он здорово одевается, всегда по самой последней моде.

— Да не об одежде речь!

— Тогда, значит, каков он собой? Ну что ж, красивый парень, спорить не буду, — снова одобрительно кивнул Франсуа.

— Да я не о внешности спрашиваю, — начал терять терпение Бернар. — Я тебя спрашиваю о том, что он за человек, о его моральных качествах.

— О моральных качествах? — воскликнул Франсуа так, что стало ясно: насчет моральных качеств Шолле у него совсем иное мнение.

— Да, о моральных качествах, — повторил Бернар.

— Ну что ж, тогда можно сказать, что он из тех людей, которые не сумеют, пожалуй, отыскать следы коровы мамаши Ватрен, если корова забредет в поле Ментар. Хотя уж коровий-то след попробуй не заметить!

— Да, но ему вполне по силам выследить лань, догнать ее и затравить, особенно если эта лань носит чепец и юбку?

Лицо Франсуа приняло выражение одобрительной насмешки, в котором уж никак нельзя было ошибиться:

— Ну, в этом-то у него репутация славного охотника!

— Пусть так! — вскричал Бернар, сжимая кулаки. — Но только не следует ему охотиться на моих землях, а иначе — берегись, браконьер!

В голосе Бернара была слышна такая угроза, что Франсуа спросил испуганно:

— Что это с тобой?

— Иди сюда! — сказал Бернар.

Франсуа подошел.

Бернар обхватил его за шею правой рукой, а левой поднес к его лицу письмо Шолле:

— Что ты скажешь об этом письме?

Франсуа посмотрел сначала на Бернара, потом на письмо и наконец начал читать:

— О-о! — прервал он чтение, — твоя кузина?

— Да, — ответил Бернар.

— Мне, однако, кажется, что ему не помешало бы обратиться к ней «мадемуазель Катрин», как это делают все.

— Да, во-первых… но погоди, ты дочитай до конца! Франсуа возобновил чтение, начиная понимать, в чем дело:

— О, это написал Парижанин?

— И весьма удачно!.. Ты же понимаешь: «этого мужлана Бернара Ватрена»!

— Да, но… а как мадемуазель Катрин?

— Вот именно, Франсуа, как мадемуазель Катрин?

— Ты думаешь, он поехал к ней навстречу?

— Почему бы нет? Эти городские так в себе уверены! И потом, чего ради стесняться из-за такого мужлана, как я?

— Ну, а ты?

— Я? Что я?

— Слушай, ты-то, наверное, знаешь, как к тебе относится мадемуазель Катрин.