Изменить размер шрифта - +
Старый ворчун увидит меня и спросит: «Куда ты?»

И, вместо того чтобы воспользоваться дверью, ведущей на дорогу, Франсуа выпрыгнул в окно, выходящее в лес.

Это было сделано вовремя: Марианна возвращалась, неся сахар.

— В самый раз! — сказал Франсуа. — Вот и матушка!

И, прежде чем исчезнуть в лесу, он махнул Катрин рукой:

— Не волнуйтесь, мадемуазель Катрин, я вам его приведу!

Тем временем вошла мамаша Ватрен, положила, словно ребенку, побольше сахару в кофе и, протягивая Катрин чашку, сказала:

— Держи твой кофе. Только подожди, он, наверное, еще горячий… Дай-ка я на него подую.

— Спасибо, матушка! — сказала Катрин, с улыбкой принимая чашку. — Уверяю вас, что, с тех пор как уехала от вас, я научилась сама дуть на кофе.

Марианна смотрела на Катрин с нежностью и восхищением, сложив руки и покачивая головой.

Полюбовавшись девушкой, она спросила:

— Трудно тебе было распрощаться с большим городом?

— Боже мой, совсем нет! Я же там никого не знаю.

— Как, тебе не жаль было покидать красивых господ, зрелища, прогулки?

— Мне ничего было не жаль, милая матушка.

— Ты, значит, никого там не полюбила?

— Там?

— В Париже.

— В Париже? Нет, никого.

— Тем лучше! — сказала мамаша Ватрен, возвращаясь к своему замыслу, столь недоброжелательно принятому час назад Гийомом. — Видишь ли, у меня есть одна мысль, как устроить твою судьбу.

— Устроить мою судьбу?

— Да, ты знаешь, Бернар…

— О, милая добрая матушка! — воскликнула Катрин, обрадованная таким началом, однако она ошиблась.

— Ну так вот, Бернар…

— Что Бернар? — повторила Катрин, уже почувствовав что-то неладное.

— Ну так вот, Бернар, — продолжала мамаша Ватрен доверительным тоном, — любит мадемуазель Эфрозину.

Катрин вскрикнула и сильно побледнела.

— Бернар, — пролепетала она дрожащим голосом, — Бернар любит мадемуазель Эфрозину!.. Боже мой! Что вы говорите, матушка?

И, поставив на стол чашку с кофе, почти не попробовав его, она опустилась на стул.

Когда мамаша Ватрен что-нибудь задумывала, ею, как всеми упрямыми людьми, овладевала умышленная близорукость, не дающая видеть ничего, кроме этого замысла.

— Да, — продолжала она, — Бернар любит мадемуазель Эфрозину, а она любит Бернара, так что ей остается только сказать: «Я согласна» — и дело слажено!

Катрин вздохнула и провела платком по лбу, вытирая выступившие капли пота.

— Вот только старик ни за что не хочет, — добавила Марианна.

— В самом деле? — прошептала Катрин, несколько оживая.

— Да, он считает, что это неправда, что я слепа как крот и что Бернар не любит мадемуазель Эфрозину.

— A-а! — вздохнула Катрин с некоторым облегчением.

— Да, он так считает… он говорит, что в этом уверен.

— Милый дядюшка! — прошептала Катрин.

— Но теперь, слава Богу, приехала ты, дитя мое, и ты поможешь мне его убедить.

— Я?

— А когда ты выйдешь замуж, — продолжала мамаша Ватрен наставительным тоном, — постарайся удержать свою власть над мужем, иначе с тобой будет то же, что со мной.

— То же, что с вами?

— Да… то есть ты ничего не будешь значить в доме.

Быстрый переход