— Я очень рада, что она вернулась, — сказала мадемуазель Эфрозина, вновь принимая покровительственный тон. — Только бы она не приобрела в Париже привычек, не соответствующих ее скромному положению.

— О нет, этого можно не бояться. Вы знаете, что она училась в Париже на белошвейку и модистку?

— И вы думаете, что она не научилась чему-нибудь другому в Париже? Что ж, тем лучше!.. Да что это с вами, госпожа Ватрен? Вы, кажется, чем-то обеспокоены?

— О, не обращайте внимания, мадемуазель… Однако, если позволите, я позову Катрин, чтобы не оставлять вас одну, пока я…

И г-жа Ватрен с отчаянием поглядела на свое скромное домашнее платье.

— Как вам будет угодно, — небрежно бросила мадемуазель Эфрозина, полная достоинства. — Что касается меня, то я буду рада увидеть милую малышку.

Как только мамаша Ватрен была удостоена этого разрешения, она повернулась к лестнице и прокричала:

— Катрин, Катрин! Спускайся побыстрее, дитя мое! Здесь мадемуазель Эфрозина!

Через мгновение Катрин появилась на лестничной площадке.

— Спускайся, дитя мое! Спускайся! — повторила мамаша Ватрен.

Катрин молча спустилась по лестнице.

— А теперь я пойду, если позволите, мадемуазель, — повернувшись к дочери мэра, сказала Марианна.

— Ну, конечно, ступайте, ступайте!

Пока мамаша Ватрен пятилась к двери, делая реверансы, мадемуазель Руазен украдкой бросила взгляд на Катрин и, нахмурившись, прошептала про себя:

«Но эта малышка скорее красива, чем мила! Что там наболтала мамаша Ватрен?»

Тем временем Катрин без смущения и показной скромности подошла к мадемуазель Эфрозине, смотревшей на нее с важным видом.

— Извините меня, мадемуазель, — сказала Катрин с очаровательной простотой, — но я не знала о вашем присутствии. Иначе я бы не замедлила выйти и засвидетельствовать свое почтение.

— О-о! — прошептала мадемуазель Эфрозина как бы сама себе, но, тем не менее, достаточно громко, чтобы Катрин услышала каждое слово из ее монолога, — «о вашем присутствии», «не замедлила выйти», «засвидетельствовать свое почтение»… Да она настоящая парижанка. Надо будет выдать ее замуж за господина Шолле, они будут прекрасной парой.

Затем, повернувшись к Катрин, она сказала насмешливо:

— Мадемуазель, я имею честь вас приветствовать.

— Тетушка не забыла спросить, не нужно ли вам чего-либо, мадемуазель? — спросила Катрин, казалось совершенно не заметив недоброжелательности в словах дочери мэра.

— Не забыла, мадемуазель, но мне ничего не надо.

Потом, очевидно не желая больше разговаривать с Катрин как с равной, она спросила:

— Вы привезли из Парижа новые выкройки?

— Я старалась в течение последнего месяца перед отъездом собрать все самое модное, мадемуазель.

— Вы там научились делать чепчики?

— Чепчики и шляпы.

— У кого вы были в обучении, у госпожи Бодран или у госпожи Барен?

— Я была в более скромном магазине, мадемуазель. Но, тем не менее, я надеюсь, что неплохо изучила свое ремесло.

— А вот это мы посмотрим, — ответила мадемуазель Эфрозина с покровительственным видом. — Как только вы начнете работать в вашем магазине на Фонтанной площади, я пришлю несколько старых чепцов для починки и прошлогоднюю шляпу — ее надо обновить.

— Благодарю вас, мадемуазель, — с поклоном сказала Катрин.

И вдруг девушка подняла голову, прислушалась и встрепенулась: ей показалось, что она услышала, как произнесли ее имя.