Состав книги: «Живи и помни» и рассказы. Всего листов 25. Из старых рассказов возьму: «Василий и Василиса», «Уроки французского», «Что передать вороне», «Век живи — век люби», «Тетка Улита», «Наташа», «Не могу-у».

Из новых: «Сеня едет», «Женский разговор», «В больнице», «В ту же землю». И, вероятно, добавлю без указания на жанр «Вниз по Лене-реке».

Как я понял из разговора с Колосовым, конец октября для предоставления рукописи и статьи их вполне устроит.

Письмо твое получил, спасибо. Как ты понимаешь, я думаю, споря с тобою, я спорю с собою. Как и ты, когда хочешь быть слишком широким, тоскуешь об узости. Перечитал все твои статьи за прошлый год в «Москве», их вместе и надо перечитывать, там ты в «берегах» и правду свою никаким авторитетам не отдаешь. Даже автору «Двух подружек…». Но пишу об этом не для того, чтобы продолжить спор, а увидел еще раз, что зря ты прекратил этот постоянный разговор о новом и старом. Их в книжку надо, и не в одну, как ежегодники.

В. Курбатов — В. Распутину.

14 февраля 1996 г.

Псков

…Про главное-то я и не спросил — работалось ли в Переделкино? Подвинулись ли те два рассказа, что начались в Сибири? Лицо твое было невесело, и я побоялся и спрашивать. Сам-то вот рассыпался, ну, думаю, и у всех так. Хотя Володя Личутин сказал, что работал как следует. Но он всегда работает как следует, и у него материал спасительный: нырнул в XVII век, и поминай как звали!

Я по приезде отправился в Михайловское — на Пушкинский театральный фестиваль. И что это было за чудо после Москвы с ее песком и солью вместо снега! Все сверкало, скрипело, искрилось, слепило, звенело. Актриса из БДТ Светлана Крючкова бормотала про себя: «Тоже мне гений — «Мороз и солнце! День чудесный!» Тут любой дурак в окно выглянет, у него и вылетит: «Мороз и солнце! День чудесный!» Ты попробуй в петербургский дворовый колодец выгляни, я на тебя посмотрю, что ты запоешь!»

А дни были действительно снежны, сини, почти мучительны — бывает такая красота, что уж и тяжело, лучше бы немного победнее. А на панихиду тонкие интеллигенты не пошли. Приехал наш владыка, монахи избегались, высматривая на дороге его «Волгу», чтобы ударить в колокола. Наконец, опоздав на полтора часа, явился, привез хор, басы которого уже «разогрелись» в дороге и так хватили «исполла эти деспота», что владыка метнулся было обратно, да уж подступающие сзади удержали. Сказал баушкам о величии Пушкина и с Богом перешел к панихиде, а там и на «со святыми упокой!», и к могиле пошли и быстро засинели носами, и, слава Богу, управились скоро.

Я всласть походил потом и по Михайловскому, и по окрестным лесам, и тем более что возвращаться в гостиницу не хотелось. Там, как и всегда в Пушкинских Горах в это время, было холоднее, чем на улице. Начальство «грелось» в банкетном зале с великими актерами. Мы «грелись» в общем с величинами поменьше, и всяк злословил на свой лад, потому что каждый про себя считал, что в банкетном зале место было как раз более по нему, чем по тем бездушным людям, которые там сейчас ели и пили на серебре. В общем, днем был Пушкин, а вечером все известное-преизвестное и недвижное от века.

Дома ждала новость от Миши Петрова. Новгородская и Псковская писательские организации отказались от учредительства журнала «Русская провинция», и выбирайся как знаешь. А механизм пущен, а первый номер уже готов, и второй в наборе. Отказались Б. Романов и С.