Семнадцатилетний парень, стоявший далеко в толпе, увидел, как обрушился вниз топор. Он всю жизнь будет помнить звук, который вырвался из толпы: «Такой стон, какого я еще никогда не слышал и не хотел бы больше услышать».

Глава 9

Свобода восстановлена милостью Божьей…

Февраль 1649

I

Сразу после смерти короля два конных отряда, находившиеся на северном и южном концах улицы, двинулись на толпу, которая с поразительной скоростью рассеивалась перед ними, спасаясь от копыт лошадей и укрываясь в боковых улочках и переулках. Через полчаса место казни опустело.

Тем не менее некоторым солдатам охраны и более решительным и проворным зрителям удалось обмакнуть носовые платки в кровь короля или даже соскрести немного земли из-под эшафота или оторвать кусочки промокшей от крови ткани, которой покрыли тело короля. Тело было благоговейно перенесено во дворец, положено в гроб и под руководством Джаксона и Герберта доставлено в комнату для бальзамирования.

Возвращаясь после выполнения этого скорбного поручения, Герберт встретил Ферфакса в Длинной галерее и был поражен, когда лорд-главнокомандующий спросил, «как держался король». Получив ответ, он, «казалось, был сильно удивлен». Пройдя несколько шагов, Герберт увидел Кромвеля, который просто проинформировал его, что ему будут отданы необходимые распоряжения относительно похорон короля.

Что касается лорда-главнокомандующего, то он удалился в свой дом и постарался успокоить свое чувство неполноценности и вины, сочинив такие стихи:

Пусть этот день со временем сотрется, И пусть не верят в это в следующем веке, Пусть глубочайшим молчанием будет окутан этот акт, Чтобы спасти репутацию королевства.

Так этот несчастный человек, одаренный не столько поэтическим талантом, сколько политическим, выразил лишь тщетную надежду, что смерть короля вместе с его ролью в этом будет вычеркнута из памяти. В последних двух строчках он взял на себя смелость переложить вину:

Но если Божественная сила допустила это,

То Его воля – это закон, а наша должна уступить.

Намеренно ли Кромвель или Харрисон задерживали Ферфакса на обсуждении и молитвах, пока – и они прекрасно знали это – король стоял на эшафоте? Позже станут говорить, что его обманули. Но можно ли было бы его так легко ввести в заблуждение, если он сам не был готов обманываться? Он дал свое молчаливое согласие, и сам знал об этом, скрывая свою ответственность под все маскирующей фразой, что на то была воля Божья.

В Уайтхолл пришел некий господин Трэфам с помощником, чтобы забальзамировать тело короля, Герберт же и Джаксон в это время уже возвращались домой. Перед уходом епископа на некоторое время задержали какие-то офицеры, очевидно, Хакер и Фейр. Все видели, что король дал Джаксону листок бумаги, глядя в который он выступал перед смертью, и теперь они потребовали отдать его им. Без сомнения, они хотели сравнить написанное на нем со стенографическими записями, сделанными на эшафоте, прежде чем разрешить публикацию слов короля. Окончательное решение о публикации лежало на Дженнингсе и Мэбботе, и стенографы, очевидно, были наняты либо кем-то из них, либо обоими.

Джаксон не сразу нашел листок, который глубоко засунул в карман, где лежали другие записки и обрывки. Когда же наконец достал его, у этих двоих возникло подозрение, уж не подменил ли он его чем-то другим. Но высокий дальнозоркий солдат, стоявший поблизости от короля, когда тот говорил, подтвердил, что видел именно этот листок в руке короля.

В установленном порядке из печати вышли газеты и статьи с отчетами о смерти короля. Роялисты утверждали, что в его речи есть пробелы, но – как и с протоколом судебного процесса – было напечатано очень многое, что отражало уважение к королю и недоверие к его врагам, поэтому трудно поверить, что что-то важное было сокрыто.