|
Ситуация была тем более опасна из-за симпатии лорд-мэра Абрахама Рейнардсона к роялистам. Было необходимо срочно организовать демонстрацию противоположных настроений, и полковник Тичборн был выбран для выполнения этой задачи. Несколькими неделями раньше Кромвель и Айртон выбрали его переговорщиком с левеллерами. Он знал Лондон, был тесно связан с индепендентами-проповедниками и симпатизировал не то чтобы левеллерам, а различным недовольным в Сити, которые представляли олигархическое правление членов Городского совета. Ему не составило труда организовать петицию, написанную в сильных выражениях, от жителей Лондона, которая вторила формулировкам армейских петиций, требовавших смерти короля и беспристрастного суда над «всеми крупными и главными авторами, планировщиками и действующими лицами недавней войны». Эта петиция должна была стать не несанкционированной петицией отдельных граждан, а официальным посланием из Сити парламенту. И Тичборн предполагал сделать это через муниципальный совет, члены которого в большинстве своем симпатизировали армии.
Он обошел упорную лояльность лорд-мэра, который воспротивился муниципальному совету, категорически отказавшись принимать или передавать их петицию. Гневное заседание длилось с 11 часов утра до конца дня, когда Рейнардсон удалился под шумный протест. Независимая акция совета должна была бы стать невозможной, но, взяв за образец то, как недавно палата общин обошлась с палатой лордов, члены совета заявили, что могут действовать без согласия лорд-мэра и альдерменов. 15 января Тичборн представил лондонскую петицию парламенту вместе с осуждением Рейнардсона за его попытку воспрепятствовать воле граждан. Кромвель и его соратники оценили не столько петицию, сколько представленное ею доказательство, что власть Рейнардсона и влияние священников-пресвитерианцев были в равной степени бессильны против организованной акции их друзей. Но у них оставалась еще одна причина для беспокойства. Обсуждения будущего политического устройства страны – «Народного соглашения» – все еще продолжались в более спокойной атмосфере, чем тогда, когда присутствовал Лилберн. Призыв к фундаментальной реформе управления, однако, был красноречиво озвучен в его отсутствие священником-раскольником Уильямом Эрбери. Он утверждал, что необходимо уничтожить не короля, а дающую полномочия угнетать власть, которой он и другие обладали; уничтожить его лично, а не исправлять «те принципы угнетения и во власти, и в людях», которые существовали в стране, означало бы не сделать великую работу, выполнить которую Бог призвал армию. Ему вторил капитан Джордж Джойс, обратившийся к Ферфаксу как к человеку, «призванным Господом свершить величайшее праведное дело, которое когда-либо существовало среди людей». Ферфакс сидел на своем месте, но, как обычно, хранил молчание. Джойс упрекнул его за «дух страха, охвативший ваше превосходительство», и предупредил его «не увиливать от той работы, на которую вас призвал Господь». Дух страха действительно присутствовал – страха того, чтобы ткань общества не была потрясена этими грозными требованиями изменений во власти гражданских магистратов, реформы законов, урезания привилегий. Но в конце Айртон настоял на своем, и «Народное соглашение» в том виде, в котором оно было разработано, сделало именно то, о чем подозревал капитан Джойс: оно дало возможность грандам увильнуть от той работы, на которую они были призваны. Все планы на будущее зависели от добровольного завершения деятельности парламента, сессия которого проходила на тот момент, и избрания нового парламента с более реалистичным территориальным распределением мест и несколько расширенным избирательным правом. Так как первое, что было необходимо, – это согласие парламента на этот план, его реализация могла быть отложена на неопределенное время.
V К этому времени Вестминстер-Холл был расчищен, и уже быстро устанавливались перегородки, строились галереи и ставились скамьи. |
