Документ, который был разложен для подписания в тот день, был испорчен подчистками, как бы отражавшими сомнения какого-то некомпетентного клерка. Дата 29 января была, очевидно, изменена. Фраза «по состоянию на субботу последний был приговорен» была втиснута поверх другой подчистки, а слово «был» добавлено сверху строки. Далее дата казни «тридцатое» была растянута широко поверх подчистки.

Из всего этого могло показаться, что распоряжение о приведении смертного приговора в исполнение было составлено заранее, вероятно, в предыдущую пятницу 26 января, когда в первый раз предполагалось зачитать приговор. Дата приговора тогда значилась бы «в пятницу», а не «в субботу», а дата казни должна была стоять «27-го», а не «30-го». Единственным объяснением подчистки и изменения этих дат вместо составления нового ордера на приведение приговора в исполнение было содержание именно в том ордере нечто ценного, что было бы утрачено, если бы он был уничтожен. Что такое это могло быть, если не подписи судей? Поэтому некоторые из них были поставлены еще 26 или 27 января. После протеста Джона Даунса и других неприятных инцидентов в день оглашения приговора Карлу существовала возможность, что некоторые, кто уже подписал его, могли уже не захотеть повторно ставить свои подписи под новым документом.

Вероятно (если не совершенно бесспорно), Кромвель с Айртоном, Мартеном и другими, кто был полон решимости, собирал эти подписи еще с предыдущей пятницы или субботы, и что документ, который был положен на стол Расписной палаты 29 января, был уже, по крайней мере, наполовину подписан. Протокол Джона Фелпса был предназначен для того, чтобы указать: судьи подписали приговор в Расписной палате именно в тот день, а не другой. Но он не подделал перекличку, и 15 из 59 судей, подписавших приговор, не фигурируют как присутствовавшие на заседании 29 января.

Несколько отрывочные и путаные данные о том, как был подписан приговор, появились одиннадцатью годами позже, когда живые на тот момент из 59 судей оказались под следствием по делу об убийстве короля. Именно тогда появились рассказы о неподобающем, деспотическом поведении Кромвеля: как он тащил Ричарда Инголдсби к столу, держал его непослушную руку и заставил его написать свое имя. (Инголдсби оказывал помощь при Реставрации, и правительству в 1660 г. было выгодно верить этой неправдоподобной истории, несмотря на плавную подпись на приговоре, которая явно ей противоречила.) Другой свидетель видел, как Кромвель обмакнул свое перо в чернила и нацарапал им отметину на щеке Генри Мартена, а Мартен, после того как поставил свою подпись, поставил ее Кромвелю.

Страх перед Кромвелем явно был одной из причин, почему некоторые судьи подписали приговор. Несколько членов суда, выступая в свою защиту, в 1660 г. настаивали, что они храбро сопротивлялись ему, а один из них описал, как он держался подальше от Вестминстера, когда подписывали приговор, что было единственным надежным способом избежать его безжалостного давления.

Более эффективно можно было избежать давления Кромвеля с помощью той спокойной уверенности, которую демонстрировал полковник Томлинсон. Как офицер, несший личную ответственность за короля, он ссылался на свои обязанности как на повод отсутствовать на заседаниях судебных комиссаров при всякой возможности, и, по-видимому, никто не заметил, что он не подписал смертный приговор. Уговоры Кромвеля были направлены главным образом на робких членов палаты общин. Около 11 часов утра 29 января он стоял вместе с другими в дверях парламента, чтобы перехватывать судей, входящих в здание; позднее, когда большинство из них уже сидели на своих местах, он хватал всякого, кто проскальзывал мимо него в парламент, со словами: «Те, кто вошел внутрь, должны будут поднять руку, а я теперь завладею их руками».