Позже в тот же день король послал за полковником Томлинсоном, чтобы попросить его сопровождать его на эшафот на следующий день. Как выразился Томлинсон, «он пожелал, чтобы я не покидал его». Томлинсон пообещал ему это, чтобы король в свои последние часы жизни мог быть уверен, что с ним будут обращаться более корректно, чем это мог бы сделать Хакер. В благодарность за такую любезность Карл подарил ему маленький золотой футляр для зубочисток, который обычно носил при себе в кармане.

Оставшуюся часть вечера король провел в молитвах и размышлениях с епископом Джаксоном и спустя несколько часов после наступления темноты отпустил его, сказав, что хотел бы увидеться с ним довольно рано на следующее утро. Сам он бодрствовал – читал и молился – почти до полуночи, а потом лег спать как обычно с восковой свечой, горящей в серебряной чаше; Герберт лег на свой соломенный тюфяк у его постели и провалился в тяжелый беспокойный сон.

Король же спокойно проспал несколько часов и проснулся между 5 и 6 часами утра, отдернул полог кровати и позвал Герберта. «Я буду вставать, – сказал король, – потому что сегодня мне предстоит большое дело». Пока он одевался, то разговаривал с Гербертом, который признался, что ему снился сон, и по просьбе короля начал рассказывать его: он услышал стук в дверь и, открыв ее, увидел архиепископа Лода, который был казнен в январе четырьмя годами ранее, и тот хотел поговорить с королем. Архиепископ переговорил с королем с глазу на глаз, поцеловал ему руку и ушел, сначала поклонившись так низко, что почти распростерся на полу. Герберт поспешил помочь ему встать. И в этот момент король разбудил его своим зовом.

Карл выразил вежливый интерес к этому не очень благоприятному сну и занялся другими делами. «Герберт, – сказал он, – сегодня день моего второго брака; я должен привести себя в порядок, какой только возможен, потому что сегодня еще до ночи я надеюсь быть обрученным с моим благословенным Иисусом».

Лютый январский мороз не ослабевал, и король, обеспокоенный, чтобы ему не было холодно и не дрожать, когда он пойдет к плахе, и, чтобы не произвести впечатление, что он боится, надел две рубашки. «Я не страшусь смерти. Смерть не вселяет в меня ужас. Я благословляю своего Бога, я готов».

Епископ Джаксон был уже у двери его комнаты, но прежде чем они начали вместе молиться, король отдал остававшиеся у него книги и личные вещи Герберту, чтобы тот раздал их после его смерти. Библию, которую он ежедневно читал во время своего заключения, с пометками на полях, сделанных его четким, аккуратным почерком, следовало отдать принцу Уэльскому с «последней и искренней просьбой, чтобы он часто обращался к ней». Принцессе Елизавете следовало передать три книги, которые он рекомендовал ей для религиозного образования. Герцог Глостерский должен был получить «Труды» его деда, короля Якова, – это был том, который сам Карл много раз листал, исполненный сыновьим долгом и уважением. Также ему причитался «Практический катехизис», составленный достойным доктором Хэммондом, чьи проповеди на протяжении всех военных лет приносили утешение и вдохновение королю. Оставалась одна книга более легкого содержания – модный французский роман «Кассандра», написанный Готье де Кост де ла Кальпренедом, и Карл адресовал ее графу Линдси, который прислуживал ему в спальне во время осады Оксфорда и в недолгий период его пребывания в Ньюпорте. Для своего сына, герцога Йоркского, он сохранил оригинальную игрушку – большое двойное кольцо из серебра с выгравированными на нем фигурками, которое можно было использовать и как солнечные часы, и как логарифмическую линейку, «решающую множество задач по арифметике». Это было изобретение Ричарда Деламейна, который когда-то давно учил математике короля Карла. Последний подарок – свои золотые часы – он послал герцогине Ричмонд, жене своего двоюродного брата и дочери того самого герцога Бэкингемского, который был его близким другом в годы его юности и дорогую память о котором он всегда бережно хранил.