Немного растерянные, они шли дальше. Теперь справа от них двое взрослых энергично раскачивались на причудливо связанных между собой двойных качелях. Их обступила толпа любопытных, а молодой человек в одежде явно собственного пошива объяснял: качели устроены так, что качающиеся люди уравновешивают друг друга, следовательно, качели демонстрируют, насколько один человек зависит от другого.

Лейдиг взглядом показал Тойеру на трех женщин – те в странной отрешенности гладили один и тот же камень, рядом с ними на доске сидел, скрестив ноги, толстый мужчина; вздыхая, он набирал горстями песок и высыпал его сквозь пальцы. Чуть дальше из ржавого крана текла струйка воды, а тоненькая девушка, сложив ладони ковшиком, ловила влагу и медленно ее выливала.

– Что там внутри? – с отвращением спросил Хафнер. – Нам что, придется раздеваться?

Но они все еще не добрались до замка. Им пришлось идти по тропе, причудливо петлявшей вокруг самодельных деревянных щитов с цитатами из мыслителя Рудольфа Штейнера. Никто из полицейских не был сведущ в антропософии. Они знали только, что вальдорфская школа в Гейдельберге расположена в неприятной близости от предприятия по переработке бытовых отходов. Однако многократное упоминание «духовного взора» вызвало у Тойера сопротивление, которое обычно возникало лишь при общении с живыми людьми. Он слишком ясно осознал, что безумие еще не искоренено. И поэтому тут же взревел:

– Почему мы, собственно, должны брести как идиоты по этой тропе?

Хафнер подошел к последнему щиту, погасил окурок об украшенную завитушками букву «Т» в торжественно выделенном слове «Теософия» и заявил, что теперь все хорошо. Лейдиг напомнил ему: раз уж им приходится выдавать себя за обычных посетителей, лучше не безобразничать.

– Верно, не надо наглеть, – печально подтвердил Тойер. – Любовь – самое важное. Это поистине так. Поистине так, мать вашу. – Он присел было на какое‑то бронзовое сооружение, но проворно вскочил – это оказались песочные часы с агрессивно заостренными краями.

– Эй, дикари!

Тойер обернулся. Перед ним стоял рыжий косматый парень в пестрой, слишком просторной одежде и улыбался так, как умеют только люди, познавшие необычайно важную, просто великую истину: завсегдатаи церковных собраний, уфологи, исламисты и сторонники домашних родов.

– Слушай, – прошепелявил парень и положил руку на плечо Тойера. – Мне понравилось, что ты сейчас сказал. Но гнев тоже должен существовать. Гнев комплементарен, он дополняет покой. Мы тут мыслим комплементарно. Мне понравилось, что ты сказал.

– А мне нет, – устало возразил удостоившийся похвалы сыщик.

– Мне тоже нет, – раздраженно добавил Штерн.

– Вы что, группа? Вы записывались?

– А нужно записываться? – совсем не профессионально спросил гаупткомиссар.

– Да, у нас тут не кино и не цирк, мы стремимся упорядочить посещение. Духовный опыт вместо бездушного потребления. Восприятие. Участие всех органов чувств.

Тойер оглянулся на петляющую тропу, которая привела его в бешенство, и молча кивнул.

– Мы записывались, – хладнокровно солгал Лейдиг. – Уже давно.

– А‑а, ну тогда идемте. – Парень танцующей походкой взбежал по ступенькам к порталу замка. – Я Матиас.

Наверху стояла школьная доска. На ней претенциозным, витиеватым почерком были записаны группы посетителей на этот день.

14 часов: Коллегия вальдорфской школы, г. Мангейм

– Мангеймцы, – пробурчал Хафнер. – Час от часу не легче.

15 часов: Группа йоги и досуга для пожилых людей, Бад‑Вимпфен

– Это мы и есть, группа йоги, – сообщил Тойер, быстро взглянув на часы.