– Сейчас все клетки твоего тела заряжаются энергией! – кричал Матиас сквозь оглушительный вой колокола.

– Кто тебе сказал, что это не вредно? – огрызнулся Штерн, вставая.

– Оставайся на месте! – всполошился Матиас. – Сядь! Ты прерываешь энергетический поток!

В два прыжка Тойер подскочил к нему и схватил за шиворот.

– Ладно, парень, довольно. Послушай: мы не йоги, мы полицейские. И мы разыскиваем мужчину в инвалидном кресле и даму, которая каждый раз выглядит иначе – конечно, это не самое удачное описание, но другим мы не располагаем.

Хафнер даже просиял от облегчения.

– Я сомневаюсь, что у вас есть право вести тут поиски! – Матиас немедленно переключился на режим пассивного сопротивления, несомненно, многократно испытанный: он вцепился в Тойера и Штерна и буквально повис на них.

– Если уж у полиции нет такого права, тогда у кого оно имеется? – с необычным для него гневом поинтересовался Лейдиг.

– Я ничего не говорю.

Хафнер влепил ему звонкую оплеуху.

– Перестань, Хафнер! Если сейчас что‑нибудь пойдет не так, собирать нам на улице окурки. – Тойер попробовал осторожно высвободиться из рук Матиаса, но не вышло.

– Прекратить насилие! – крикнул кто‑то позади них. В колокольную комнату ворвались старики. На их лицах читалась готовность принять героическую смерть. – Руки прочь от юноши! Как вам не стыдно!

– Полиция! – завопил Хафнер и выставил свой жетон.

– Пока я не узнаю, в чем вы обвиняете этого чудесного парня, я вас не выпущу! – крикнул крепкий старец и решительно вцепился в дверной косяк. – Мы из Франкфурта, наша группа ведет активную борьбу с опытами на животных, – сообщил он, хотя его и не спрашивали. – Мы знаем, как обращаться с так называемыми силами охраны правопорядка, не раз с ними сталкивались.

Впрочем, на другом конце комнаты, в стороне от нежданных защитников Матиаса, имелась еще одна дверь. В нее‑то и ринулись полицейские вместе со своим трофеем, оставив позади разочарованных друзей животных.

– Стойте! – крикнул им вслед старик, но они не остановились. Хафнер тащил парня под мышкой.

– Невидимка! – крикнул Тойер, когда они пробирались по грязноватому подземному ходу, со стен которого усмехались неумело намалеванные ангелы. – Что это такое? Я уверен, для нашей Крис стать невидимой – предел мечтаний…

– «Невидимка», – пискнул Матиас, задыхаясь в потных клешнях Хафнера, – наш темный бар. Им заправляет незрячий бармен Эрвин. Там можно оттачивать свои органы слуха, обоняния и вкуса…

– И слушать лапшу, которую вешают на уши, – с презрением добавил могучий сыщик. – Инвалидам там наверняка нравится. Часто там бывает некая дама из Гейдельберга? Отвечай, приятель, не тяни резину, а то мой коллега шутить не любит.

Подыгрывая шефу, Хафнер свободной правой рукой почти ласково потрепал за ухо парня, которого по‑прежнему держал железной хваткой.

– Я не знаю, – глухо ответствовал Матиас. – Туда многие ходят. Впрочем, в последнее время у нас появилась одна необычайно восторженная поклонница храма. Но она не из Гейдельберга…

– Вранье все это, – отозвался Тойер. – Ведь не случайно же она в первый раз приехала с гейдельбергской группой?

– Да, точно, я вел экскурсию; она еще сказала, что приехала посмотреть… Эй, я сейчас задохнусь!

Хафнер неохотно разжал пальцы.