В его сознание проник тихий голос Людевига:

– Господин комиссар, речь не о том, кто чего достоин! Нет ничего достойного, кроме поступка. Существует лишь самосозидание под эгидой Гермеса Трисмегиста… – Где находился калека? Тойер отчаянно пытался определить, откуда доносится его голос. Ему казалось, что он слышит тихие шаги. Приходилось рассчитывать на то, что к вещающему преступнику тихонько подкрадутся молодые комиссары, и он решил продолжать разговор, чтобы облегчить поиски Людевига.

– Вы о чем говорите? Господин Людевиг, что вы хотите сказать?… Ведь вы наверняка хотите, чтобы мы вас поняли. Вы не вульгарные убийцы, ни вы, ни ваша спутница – фрау Кильманн, вы здесь?

– О‑о, эта Килле… Килле…

Голос слышался уже с другой стороны. Тойеру показалось, что Людевиг неплохо ориентируется в помещении. Но как ему это удается? Гаупткомиссара начала бить дрожь.

Вот, казалось, он приблизился. Шумел какой‑то нагревательный прибор. Или это – жужжание мотора инвалидного кресла? Или все‑таки шум обогревателя?

– Господин Тойер, дайте волю вашему духу, вашей фантазии… – Голос звучал уже в другом углу, теперь где‑то справа. Слева, в нескольких метрах от Тойера, чертыхнулся Штерн.

– Дьявол, споткнулся.

Впереди кто‑то закашлялся, отслаивая от легких килограмм смолы. Сзади неожиданно послышались удары по металлу.

– Что такое? – В пронзительном голосе Лейдига слышалась плохо скрытая паника.

– Сейчас раннее утро, – продолжал Людевиг; комиссару показалось, что голос словно кружился вокруг него. – Ночь еще не разжала свою по‑весеннему свежую хватку, не убрала свои темные пальцы с макушек деревьев. Последние заморозки уже не серебрят траву, но все же ощущаются в предрассветных сумерках. Я вижу их сероватый плат в лесу, когда плебс еще спит. За окном усердно насвистывает дрозд. Коротенькая песенка поначалу тронула мне душу…

Тойер мысленно посмотрел в окно на Шлирбахский лес, увидел на карнизе дрозда.

– Потом я присмотрелся к пичужке. Скучный, черноватый сюртучок из перьев, тусклые бусинки глаз, взгляд пустой, будто яичная скорлупа; на правом крыле просвечивает розовая кожица. На клюве белое пятнышко. Словно дрозд клевал помет. Привет от археоптерикса. Палеозавр со слабостью к червям, переодевшийся в это серое безобразие. Он маячит передо мной, прямо передо мной, нас разделяет лишь тонкая пластина стекла. Соседская кошка грациозно подкрадывается к птице на бархатных подушечках. – Неожиданно голос зазвучал рядом с ним. Тойер отскочил в сторону, споткнулся и вместе с тяжелым барным табуретом рухнул на пол, ударившись головой о стену.

– Легким ударом лапы она смахивает дрозда с оконного карниза. Далее следуют жалобный писк и блаженное мяуканье.

Тойер услышал шаги; кто‑то из комиссаров мог наброситься на Людевига сзади – такая мысль сверкнула маленькой красной молнией надежды в темноте оглушенного сознания. Голос Людевига удалился влево.

– Если я затаю дыхание и доверюсь своим органам чувств, до меня даже донесется хруст косточек. Или это предчувствие конца и мое воображение играет со мной злую шутку? А может, радостное предвкушение конца? Таким было утро перед той, первой ночью. Килле оказалась сильной и храброй, она это сделала…

– Он видит нас! – вскричал Тойер. – Теперь я догадался, у него прибор ночного видения. Помнится, я заметил его, когда побывал в Шлирбахе… осторожней, возможно, у него пушка. Осторожней…

– Так он все равно не сумеет нажать на спуск, – насмешливо возразил из мрака Хафнер.