– Ну, а если бы леди вздумала убежать по нему, он бы выдержал ее тяжесть?

– Он не выдержал бы и тяжести мыши, – заверил его Фостер.

– Ну, так если она умрет, пытаясь бежать, то чем же мы с тобой виноваты, мой честный Тони? Пошли спать. Завтра мы приведем наш план в исполнение.

На следующий день, с наступлением сумерек, Варни потребовал, чтобы Фостер приступил к осуществлению их замысла. Тайдера и старого слугу Фостера услали в деревню с каким‑то поручением, а сам Энтони, под предлогом, что хочет осведомиться, не нужно ли чего графине, зашел к ней в комнату. Однако кротость и терпение, с какими она переносила заточение, настолько растрогали его, что он не удержался и посоветовал ей ни в коем случае не переступать порога комнаты, пока не прибудет лорд Лестер.

– Бог даст, вам недолго ждать, – добавил он.

Эми смиренно обещала покориться судьбе, и Фостер вернулся к своему жестокому сообщнику, чувствуя, что сбросил по крайней мере половину тяжкого бремени, лежавшего на его совести.

«Я предостерег ее, – думал он. – Так что напрасно расставлены силки перед птичкой!»

Поэтому он не запер дверь спальни снаружи и, под присмотром Варни, отвел опоры, поддерживавшие трап, который теперь еле‑еле держался на весу. Затем они спустились вниз и стали ждать исхода. Но ожидание оказалось напрасным. Варни долго шагал взад и вперед, укутав лицо плащом; наконец он резко отбросил плащ и воскликнул:

– Только самая последняя дура может не воспользоваться таким прекрасным случаем бежать!

– Может быть, она решила дождаться возвращения супруга, – предположил Фостер.

– Верно! Совершенно верно! – воскликнул Варни, выбегая из комнаты. – Мне это и в голову не пришло.

Минуты через две Фостер, оставшийся на месте, услышал во дворе конский топот, а затем свист, каким граф обычно извещал о своем прибытии. Спустя мгновение распахнулась дверь комнаты графини, и в тот же миг галерея рухнула. Послышался глухой удар – звук тяжелого падения, стон – и все было кончено.

Варни тотчас же показался в окне и тоном, в котором сквозила неописуемая смесь ужаса и насмешки, спросил:

– Попалась птичка? Готова?

– О боже, помилуй нас! – ответил Энтони Фостер.

– Ну и дурак же ты! Твой тяжкий труд окончен, и награда тебе обеспечена. Взгляни‑ка вниз: что там видно?

– Я вижу только ворох белой одежды, словно снежный сугроб. О боже!.. Шевельнула рукой!

– Швырни в нее чем‑нибудь. Сбрось свой сундук с золотом, Тони, он достаточно тяжел.

– Варни, ты дьявол во плоти! – отозвался Фостер. – Не нужно ничего больше – она скончалась.

– А с ней кончились и наши заботы, – сказал Варни, входя в комнату. – Я и не думал, что могу так хорошо подражать свисту графа.

– О, если только существует небесная кара, ты заслужил ее и она не минует тебя! Ты воспользовался ее любовью, чтобы убить ее! Это все равно что сварить козленка в молоке матери!

– Фанатик ты и осел, – ответил Варни. – Давай‑ка лучше подумаем, как поднять тревогу; пусть тело пока остается на месте.

Но злодеяниям их пришел конец. Сообщники еще продолжали совещаться, когда к ним ворвались Тресилиан и Роли, которых впустили Тайдер и старик слуга, захваченные в деревне.

При их появлении Фостер пустился наутек. Ему были отлично известны все закоулки и запутанные ходы старого замка, и он сумел спрятаться так, что самые тщательные поиски не привели ни к чему. Варни был захвачен на месте; однако он не обнаружил никаких признаков раскаяния, а с дьявольским злорадством указал им на останки убитой графини.