Сегодня полученные на практике способы лечения, травы и подобные им натуральные методы известны под именами «солнечные процедуры», «воздушные процедуры», верный метод Кнейппа, обтирания морской водой и множество прочих. Никогда прежде не было такого количества докторов, пользующих пациентов, страдающих массой болезней, вызванных искусственностью современной цивилизации по причине забвения некоей центральной жизненной силы, которую человек должен разделять с природой… Вы все это прочитаете в моем отчете. Я лишь хотел бы подчеркнуть, насколько хитро воздействие, которому я подвергся, воспользовалось моими профессиональными знаниями. Поистине, духовные пастыри и врачи — единственно возможные и необходимые профессии в мире, и они должны быть единой профессией…

XLIV

Тут он вдруг отшатнулся. Словно вдруг осознал, что сказал лишнее. Взяв своего собеседника под руку, он зашагал с ним дальше по палубе.

Когда они проходили мимо мостика, капитан их поприветствовал, и ветер подхватил его громкий жизнерадостный смех. Инженер-американец вынырнул из-за темного угла, едва не столкнувшись с ними, лицо его раскраснелось.

— Внизу — как в топке, — сказал он, как обычно чуть гнусавя, — спать слишком жарко. Вышел глотнуть свежего воздуха.

Он было двинулся вслед за ними, но доктор лишь констатировал:

— Верно, ветер дует в корму, поэтому ток воздуха не ощущается.

После чего отвесил поклон, и даже этому толстокожему представителю «самой передовой цивилизации мира» стало ясно, что его компании не ищут. Когда они достигли двери в каюту, О’Мэлли про себя восхитился, с каким достоинством этот «коротышка» смог отказать американцу.

Хотя ему бы, по совести говоря, некоторое отвлечение не помешало. Долгий рассказ немца его утомил. К тому же чувствовалось, что тот что-то недоговорил, утаив. Притом немало. Компромиссы граничили с нечестностью.

А бессвязность последней части рассказа почти нагнала на него скуку. Ибо, как он легко догадался, это был четко рассчитанный ход. Прежде всего нацеленный на то, чтобы выявить сходную нечеткость в его собственных взглядах. Но нет. Он видел все замыслы приятеля насквозь. Шталь желал спасти его, показав, что сходные переживания, испытанные им, были всего лишь симптомом душевного расстройства. А вместе с тем навязать ему исподволь свою интерпретацию событий. Однако интуитивно ирландец чувствовал, что доктору даже хотелось бы услышать иное объяснение, отчасти он был готов его принять.

Внутренне улыбнувшись, О’Мэлли наблюдал, как Шталь снова, как встарь, готовит кофе. И терпеливо ждал продолжения. В определенном смысле это было даже полезно. На потом. Когда он вернется в цивилизованные края к цивилизованной жизни, ему нередко придется сталкиваться с подобной реакцией после передачи своего послания современным думающим, образованным людям — тем, кого он обязан привлечь на сторону своей мечты, ибо без их поддержки ни одно движение не может быть хотя бы отчасти успешным.

— Значит, как и мне, — начал Шталь, ограждая руками, пламя спиртовой горелки на столе между ними, — вам едва удалось вырваться. Буквально чудом. С чем я вас от души поздравляю.

— Благодарю, — сухо откликнулся ирландец.

— Запишите свою версию, я свою уже почти завершил — и сравним записи. Может, мы даже могли бы опубликовать их вместе.

Он разлил по чашкам ароматный кофе. Приятели сидели друг против друга за маленьким столиком. Но О’Мэлли не проглотил наживку. Он хотел услышать повесть приятеля до конца.

И через некоторое время напрямую попросил об этом.