- И что же еще ты можешь со мной сделать? - со смехом спрашивал он, продолжая ее встряхивать. - Ну, говори же, что?

- Вот, - сказала Кларинда, крепко обнимая его и долгим поцелуем приникая к губам. - Вот что мне хотелось с тобой сделать с того самого дня, как мне показалось, что ты можешь погибнуть. Мне так сильно хотелось этого, что я даже перенеслась по воздуху, чтобы помочь тебе в минуту опасности. Ну, теперь ты наконец понял?

- В общем-то, нет, но, думаю, лучше ты объяснить и не можешь, сказал Дилан, отдышавшись. - Это и представить себе почти невозможно, а уж объяснить... Ладно, Бог с ним, оставим это. У меня тут есть еще кое-что, о чем я хотел бы тебя спросить.

- Черт тебя побери, ты и так выкачал из меня кучу информации.

- И ничего ценного в ней не обнаружил, - сухо ответил Дилан. - Но сейчас у меня легкий вопрос. Видишь ли, есть одна молодая леди, которой я очень интересуюсь...

- Знаю, знаю! Это та пигалица, леди Элис, в кричащем турнюре на своих тощих косточках, который так соблазнительно шуршит и развевается, когда она кружится в танце.

- Ах, да! Ты же проникла в мое сознание еще раньше, когда я был возле Эбейдоса, - вспомнил Дилан. - Так ведь?

- Да не проникала я в твое сознание! Твои похотливые мысли об этой недозрелой девке прямо прут из тебя, так что могу тебе сказать...

- Она не девка, - сурово оборвал ее Дилан. - Она леди. Чего я не могу сказать о некоей жрице.

- Ах так, значит, я не леди! Моя мамочка всегда предупреждала меня, заплакала Кларинда. Чересчур крупная и сильная для того, чтобы создать впечатление обиженной девочки, она, тем не менее, делала это так искренне, что Дилан почувствовал угрызения совести. - Мамочка говорила мне: как только ты позволишь мужчине тобой попользоваться, можешь не сомневаться, уже через пять минут он потеряет к тебе всякое уважение.

- Прости, Кларинда, я не хотел тебя обидеть. Но ведь я не "попользовался тобой" на самом-то деле, как ты говоришь.

- В таком случае, как же ты это называешь? - не отнимая рук от лица, тихо спросила она.

- Ну... в общем... я называю это... да, но ведь ты же начала первая! Ты же как раз жрица культа плодовитости, то есть плодородия.

- А... теперь ты еще и насмехаешься над моей религией! - громко всхлипывала она. - Сама виновата. Уж должна была бы знать, как доверяться сассенаху [сассенах - презрительное название англичанина или шотландца из южной, равнинной части Шотландии (в некотором смысле, "тот, кто вместо килта носит штаны")].

- Стоп, стоп, минутку! Я же не англичанин... не саксонец, Я такой же кельт, как и ты. Взгляни на мой килт!

- И ты, конечно, воображаешь, что это очень прилично - когда взрослый мужчина разгуливает с голыми ногами. Да раньше, в Трелони [городок в графстве Корнуолл (Англия), видимо, считавшийся местом пребывания друидов], друиды выгнали бы тебя вон.

Дилан сообразил, что она болтает этот насмешливый вздор лишь для того, чтобы избежать дальнейших вопросов.

- Есть еще одно, о чем я хотел тебя спросить: твои дети.

- Ах, мои милые малютки, - сквозь предполагаемые слезы улыбнулась Кларинда. - Для меня такая радость в жизни все их визги и вопли, и выдирание друг у друга волос, и залепливание друг другу глаз, и даже попытки ошпарить малышку, чтобы услышать ее рев.

Кларинда Мак-Таг могла быть, при желании, весьма красноречивой. Она умела напустить такого словесного туману, что суть дела тонула в нем, и становилось уже почти невозможно разобраться, что к чему. Вполне вероятно, что она была способна продолжать в таком же духе хоть всю ночь, однако Дилан таким временем не располагал. Поэтому он прервал ее.

- Ладно, Кларинда, у тебя шестеро детей. Ну, а муж твой где?

- А у меня никогда не было мужа, - спокойно ответила она, деловито заплетая свои волосы в длинную косу.