Я взял полупустую бутылку и закрыл дверцу машины. Положив ключи на подоконник, скрытый кустами, я направился на улицу.
Очутившись в поле зрения прохожих, я принялся шататься, опустив вниз голову и бормоча невесть что себе под нос. Бормотать себе под нос не так просто, когда этого совсем не хочется.
Я понятия не имел, что нужно бормотать, поэтому принялся перечислять звездный состав бейсбольной команды «Ред Соке» образца шестьдесят седьмого года.
– Рико Петрочелли, – бубнил я, – Карл Ястржемски, Джерри Одер...
Потом уселся на ступени лестницы библиотеки и сделал основательный «глоток» из бутылки, заткнув горлышко языком так, чтобы не проглотить ни капли. Вряд ли алкоголь облегчит мою задачу. Парочка школьниц в вязаных гольфах и с повязками на волосах шарахнулись от меня и, обойдя, поспешили в библиотеку.
– Дэлтон Джоун, – буркнул я и сделал вид, что отхлебнул из бутылки.
Миловидная женщина в бледно голубом спортивном костюме, белых «найках» и лавандовой налобной повязке припарковала коричневый «мерседес» перед самой библиотекой и вылезла, держа в руках пять или шесть книг. Проходя мимо меня, она демонстративно смотрела в противоположную сторону.
– Джордж Скотт, – пробормотал я и, привстав, хорошенько шлепнул ее по заду.
Она резко рванула вперед и скрылась в библиотеке. Я взял в рот немного мускателя, позволил вину свободно вылиться на подбородок и облить куртку. За дверью послышались возбужденные голоса.
– Майкл Эндрюс... Реджи Смитт... – Я высморкался в ладонь и вытер ее о рубашку. – Хоук Хэндерсон... Тони Си. – И, повысив голос, прорычал: – Хосе, мать его, Тартабулл!
Со стоянки возле мэрии вырулила черно белая полицейская машина и медленно направилась в сторону библиотеки.
Я встал и грохнул бутылку о ступени лестницы.
– Джо Фой, – проговорил я с холодной яростью. Затем расстегнул ширинку и стал деловито мочиться на газон. Я их провоцировал.
Патрульный автомобиль остановился рядом, не дав мне закончить дело, и из него вылез миллриверский коп в красивой коричневой униформе. Он носил свою шляпу надвинутой прямо на переносицу, как морской пехотинец времен вьетнамской войны.
– Стоять и не двигаться!
– А я им и не двигаю, офицер. – Я хихикнул, слегка покачнулся и рыгнул. Коп стоял прямо передо мной.
– Застегнись, – рявкнул он, – тут женщины и дети.
– Для женщин и детей – все что угодно, – пробормотал я, наполовину застегнув ширинку.
– Какие нибудь документы есть? – спросил коп.
Я пошарил вначале в одном заднем кармане, затем в другом, затем в передних карманах джинсов. Прищурившись и стараясь внятно рассмотреть полицейского, пожал плечами.
– Хочу заявить о пропаже бумажника, – сказал я, как можно тщательнее выговаривая слова, словно человек, который изо всех сил старается не казаться пьяным.
– Хорошо, – проговорил коп. – Иди к машине. – Он взял меня под руку. – Руки на крышу. Ноги врозь. Ты, наверное, не раз такое проделывал.
Он ботинком постучал по внутренней стороне моей здоровой лодыжки, чтобы я пошире расставил ноги, а затем быстро обыскал.
– Как зовут? – спросил он, закончив.
– Что, так и стоять? – Я положил голову на крышу машины.
– Можешь выпрямиться.
Я остался в положении «голова на крыше» и ничего не ответил.
– Я спросил, как зовут, – повторил коп.
– Требую адвоката, – сказал я.
– А кто твой адвокат?
Я перекатился по крыше автомобиля и встал к копу лицом. Ему было лет двадцать пять. Красивый загар, чистые голубые глаза. Я нахмурился. |