– Все образуется, – сказал он. – Все образуется.

Мои лежащие на руле ладони были мокрыми от пота.

Глава 38

Для человека, не спавшего целую ночь, Сюзан выглядела на удивление недурно. Волосы были в беспорядке, лицо – без косметики. Но глаза – чисты, а кожа – гладкая и здоровая. Отломив кусочек круассана, она съела его.

– Зерновой, – похвастался я. – Их можно достать в Кембридже, в магазинчике «Брэд энд Серкус».

– Ты, наверное, идеально смотришься в магазинах Кембриджа.

– Как слон в посудной лавке, – сказал я. – Но ничего не поделаешь, в районе Саути зернового не бывает.

Сюзан кивнула и отломила еще кусочек.

– В Кембридже, наверное, не так много народу твоей комплекции, – заметила она.

– Есть одна женщина, – улыбнулся я, – но она, разумеется, не так импозантна.

Я подлил в свою чашку кофе из перколятора и проделал то же самое с чашкой Сюзан. Было совсем рано, и свет, проникавший в окно, блистал красками рассвета. Хоук спал. Мы со Сюзан сидели за столом в конспиративном доме в Чарлзтауне, чувствуя отчужденность и неуверенность, ощущая боль и медленное кружение на одном месте.

– Ты получил мое письмо? – спросила Сюзан.

Кофейную чашку она держала обеими руками и смотрела на меня поверх края.

– О Хоуке? Да.

– И вытащил его из тюрьмы.

– Угу.

– А затем вы вдвоем принялись меня разыскивать.

– Угу.

– Я поняла это, когда охрана усилилась. Рассел всегда путешествовал с телохранителями, но после того, как я написала тебе, все приняло более серьезный оборот.

– И где же ты была, когда все приняло настолько серьезный оборот? – спросил я.

– В охотничьем домике, который принадлежит Расселу. Это в штате Вашингтон.

– Принадлежал, – сказал я.

– Принадлежал?

– Мы его спалили.

– Господи, – вздохнула Сюзан. – Мы поехали туда половить форель, но потом Расе сказал, что необходимо съездить в Коннектикут, что с тем же успехом мы можем половить рыбу в Фармингтоне.

– Они готовили нам ловушку.

– Которая не сработала.

– Не сработала.

Сюзан пила кофе и продолжала смотреть на меня поверх края.

– Начни с начала, – сказала она. – И расскажи все, что произошло, заканчивая событиями минувшей ночи.

Глаза разъедало, к тому же меня слегка потряхивало от кофе и бессонной ночи. Я доел круассан и положил в духовку еще один. Из вазы на стойке взял апельсин и принялся его чистить.

– Я сделал гипсовый ботинок и положил в подошву пистолет. Устроил так, что меня арестовали в Милл Ривер, а когда очутился в тюрьме, пригрозил оружием полицейским, и мы с Хоуком убежали.

От запаха апельсиновой кожуры в комнате словно просветлело. Это был запах дома, запах воскресного завтрака с кофе и свежеиспеченным хлебом.

– "Смерть – мать Красоты", – сказал я.

Сюзан приподняла брови, как делала всегда, когда ее что то озадачивало.

– Есть такое стихотворение у Уоллеса Стивенса, – пояснил я. – Возможность потери делает вещи бесценными.

Сюзан улыбнулась.

– Рассказывай, что было дальше, – произнесла она из за края своей чашки.

Я рассказал в хронологическом порядке. Иногда останавливался, чтобы съесть дольку апельсина, а когда пропекся круассан, то съел и его. Когда в моей чашке кончился кофе, Сюзан налила мне еще.

– И вот – мы здесь, – сказал я, завершив рассказ.

– Что ты думаешь по поводу доктора Хилльярд? – спросила Сюзан.