|
Многие из этих людей потеряли своих жен, мужей, сыновей и дочерей, пока такие, как вы, сидели и размышляли о вреде ереси. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь здесь пролил хоть одну слезу, если мы повесим сейчас дюжину луддитов. Вновь раздался одобрительный гул. — Да не дрожите так, инспектор. Мы же цивилизованные люди... если, конечно, не совершаем большой ошибки. Так вот, вы можете вернуться в Лондон и передать Великому Инквизитору благодарность за прекрасных лошадей и оружие. Прислал он их, правда, поздновато, но ничего. Передайте также, что Кентигерн извиняется, но до прибытия законных наследников предпочитает оставаться управляющим Аранделя. Еще скажите, что мастер Кирон слишком занят, чтобы ездить на суды по обвинению в ереси, он назначен начальником береговой охраны и Воздушной гвардии, а с сегодняшнего дня — и мастером машин. Ну и, наконец, скажите, что, если против нас будет применена хоть какая-нибудь сила, если хоть одна луддитская миссия пересечет границы владения, мы нанесем ответный удар с воздуха и из орудий такой разрушительной силы, какую с вашим умом трудно представить... Вы запомните мои слова? — Я... я запомню их, — едва слышно выговорил Констант. — Тогда убирайтесь. Через шесть часов я пошлю вдогонку собак и всадников. Будет плохо, если они застанут вас на территории владения. Кентигерн обратился к толпе: — Говорю ли я от вашего имени? — Клянусь Молотом... — закричал кто-то и осекся. — Клянусь Воздушным Шаром, ты говоришь от нас! Слова эти потонули в хохоте и одобрительных криках. Из строя вытолкнули братьев Лемюэля и Гильдебранда. На Лемюэле были только чулки и длинная исподняя рубаха, страдальческое лицо измазано кровью. Гильдебранд выглядел как человек, приготовившийся к неизбежной смерти. Кентигерн с презрением оглядел их. — Я не могу простить вас и забыть о ваших делах. Вы принадлежали к нашему народу, ваши родители, которых вы опозорили, вырастили вас здесь, вы собственными глазами видели, какое горе пришло на нашу землю. И тем не менее елейными словами вы попытались навредить нам еще. Приговариваю заковать вас в кандалы на двенадцать месяцев. Спать будете на соломе в хлеву и трудиться на любого, кто этого пожелает. А если попытаетесь бежать, в погоню мы пустим собак. И скажите спасибо, что остались живы, парни. Наш суд гораздо мягче, чем был бы ваш. Кентигерн повернулся к народу. — Друзья, я не ваш сеньор, похоже, пройдет немало лет, прежде чем в замке появится законный владелец. Но я сделаю все, что в моих силах, ради вас и этой земли. Вот что я хотел сказать. — Этого достаточно! — закричали из толпы. — Больше нам чужаков не надо! Мы знаем тебя, а ты знаешь нас. Кто за Кентигерна, поднимаем руки! Люди выкрикивали приветствия, вверх взметнулся лес рук. — Я понял ваш ответ, — сказал Кентигерн. — Ну что, друзья, отправим этих злодеев обратно в Лондон, и расходитесь по домам. Хорошо поешьте, ибо впереди у нас много тяжелой работы. Когда толпа рассосалась, а инквизиторы отправились восвояси, Кирон повернулся к Кентигерну. — Я не предполагал, что вы можете говорить так красиво. — Я тоже, — признался Кентигерн. — Между прочим, Кирон, я ведь твой должник. Боюсь, что это твои безумные идеи позволили мне остаться человеком. — В критических ситуациях, — заметил Кирон, — человек либо падает, либо возносится. — Хорошо сказано. Но теперь у нас добавилось забот. Орден попытается, конечно, восстановить свой авторитет. Сколько тебе нужно времени на постройку воздушных шаров? — Сколько надо шаров? — Ну, скажем, пять. Кирон опешил. — Пять? Вы хотите построить пять воздушных шаров? — Надо надеяться на лучшее, а готовиться к худшему, — ответил Кентигерн. |
