— И он ненавидит их.

— И продолжает брать у них деньги.

— Вы хотите, чтобы меня убили. До сих пор это не удавалось. Но в конце концов вы добьётесь своего.

— Вы берётесь за задание?

Ремо на мгновение замолчал, наблюдая, как на сцене появились совсем молоденькие девушки с великолепно развитыми формами и лицами киноактрис. Красотки синхронно, как на параде, стали танцевать под резкие звуки труб.

— Ну? — спросил Смит.

Ремо с отвращением смотрел на сцену. Оказывается, можно взять человеческое тело, прекрасное человеческое тело, упаковать его в блёстки и мишуру, окружить светом прожекторов и грохочущей музыкой и превратить парад в непристойность. Тот, кто придумал это, целился в самые примитивные инстинкты — и весьма преуспел. Неужели за такой хлам и мусор он должен отдать свою жизнь?

Или, может быть, за свободу слова? Может, встать и поприветствовать это? Честно говоря, Ремо не очень хотелось слушать подобную болтовню. Джерри Рубин, Эбби Хоффман, преподобный Мак Интайр? Что уж такого ценного в свободе слова? За демагогию не расплачиваются человеческой жизнью. А Конституция? По сути — просто набор дешёвых фраз, которым он никогда не верил.

Он хотел — и это был его секрет — жить для «Кью», а не умереть за неё. Смерть это глупость. Отчего же тогда людей одевают в мундиры и гонят на смерть под музыку? Никому же не приходит в голову отправлять под музыку в спальню или на званый обед!

Может, поэтому у ирландцев так много великолепных воинственных песен и замечательных певцов? Взять, к примеру, того певца — как же его звали? — который выступал с мощным усилителем в клубе на Третьей авеню. Брайан Антони. Своим голосом он мог заставить маршировать кого угодно и куда угодно. Как известно, Ирландская Революционная Армия не идёт ни в какое сравнение с Мау-мау или любой другой террористической организацией, не говоря уже о Вьетконге. Ирландцы находили доблесть в смерти. И умирали.

Но одно дело — Брайан Антони, а другое — этот оглушающий вой! Его сердце могло бы биться в унисон с сердцами ребят в зелёной униформе. Ради этого стоит погибнуть. Просто пой — и ничего больше.

— Ну? — снова повторил свой вопрос Смит.

— Чиун исключается, — ответил Ремо.

— Но вам необходим переводчик.

— Достаньте другого.

— На него уже оформили допуск. Люди из китайской службы безопасности. Кроме того, вы представлены как агент.

— Отлично. Вы действительно обо всём побеспокоились, не так ли?

— Ну? Вы берётесь за задание?

— Уж не хотите ли вы сказать, что я могу отказаться и никто не кинет в мой огород камень?

— Не валяйте дурака.

Ремо заметил семейную пару из Сенек-Фоллза, штат Нью-Йорк, которую видел раньше с детьми. Это была их «ночь греха», две недели беззаботного отдыха после одиннадцати с половиной месяцев скучных будней. А вдруг дело обстояло наоборот — две недели только усиливали радость их повседневной жизни? Какая тут разница? У них могли быть дети, свой дом, у Ремо Уильямса никогда не будет ни детей, ни дома; было затрачено слишком много времени и денег, чтобы создать такого суперагента. И вдруг Ремо осознал, что это впервые Смит просит его, вместо того чтобы приказывать. Должно быть, для Смита оно очень важно, это задание. Возможно, оно имеет смысл и для этих людей из Сенек-Фоллза. И для их ещё не родившихся детей.

— О'кей, — сказал Ремо.

— Вы не представляете, насколько близка наша страна к достижению мира, — удовлетворённо поделился с Ремо доктор Смит.

Ремо усмехнулся.