Президент объявил о предстоящем визите в США китайского премьера.

Ремо в это время работал над глубоким дыханием, глядя на мост Голден Гейт, и представлял себе, как он бежит по опорам и регулирует вдох и выдох.

Чиун очень быстро привёл Ремо в форму. И удивляться тут нечему — старик посвятил этим «наукам» всю свою жизнь, начав тренироваться восемнадцати месяцев отроду. Приступая к подготовке Ремо, Чиун сообщил, что для серьёзных занятий Ремо опоздал по меньшей мере на двадцать шесть лет, по всё равно он, Чиун, сделает всё от него зависящее…

Мысленно Ремо находился уже в дальнем конце моста, но вдруг услышал вопль.

Он моментально очутился в комнате. Чиун неистово ругался по-восточному, глядя в телевизор, где в это время выступал президент в присущей ему монотонной отточенной манере. Между прочим, гак президент выглядел куда более правдоподобно, чем когда пытался изобразить теплоту или радость.

— Спасибо и спокойной ночи, — произнёс президент, но Чиун не позволил ему просто так исчезнуть. Ударом ноги он разбил экран телевизора. Телевизор взорвался, осыпав комнату осколками.

— Зачем ты это сделал?

— Ты дурак, — бросил ему Чиун, тряся своей клочковатой бородой. — Ты бледнолицый дурак. Слабоумный идиот. Ты такой же, как твой президент. Белизна лица — это признак болезни. Ты явно болен. Все вы больны.

— Что случилось?

— Случилась глупость, бред. Вы все глупцы.

— А я — то что сделал не так?

— Тебе и не нужно ничего делать. Ты белый. Этого достаточно.

Чиун вернулся к телевизору, чтобы окончательно его доломать. Левой рукой он разбил деревянную крышку ящика, а правой сделал вмятину в корпусе, в результате чего вся стойка вздыбилась, наподобие колокольни. Но и с ней он тоже покончил. Стукнув локтем, он превратил её в груду щепок и осколков.

Стоя перед свалкой из проводов, дерева и стекла, Чиун с торжествующим видом плюнул на всё это.

— Китайский премьер собирается посетить вашу страну, — сказал он и ещё раз плюнул.

— Чиун, где же твоё чувство равновесия?

— А где чувство гордости у вашей страны?

— Ты имеешь в виду, что стоишь за Чан Кайши?

Чиун ещё раз плюнул на остатки телевизора.

— Чан и Мао — это два брата. Они китайцы. Китайцам нельзя верить. Ни один человек не может доверять китайцу, который хочет носить штаны и рубашку.

— Ты что-нибудь имеешь против китайцев?

Чиун молча и медленно открыл ладонь и взглянул на свои пальцы.

— Ты сегодня что-то уж слишком восприимчив. Должно быть, моя учёба помогла тебе. Ты воспринимаешь даже самое малейшее колебание. Ты достиг высшей степени понимания.

— Хорошо, Чиун. Хорошо. Хорошо.

На следующий вечер, проходя мимо третьего подряд китайского ресторана, Чиун плюнул в третий раз.

— Чиун, может, ты прекратишь плеваться? — прошептал Ремо и в ответ получил такой удар в солнечное сплетение, который отправил бы на больничную койку любого обычного человека. Ремо только хрюкнул. Боль, которую ему причинил Чиун, казалось, привела старика в хорошее настроение: он начал мурлыкать про себя, в ожидании очередного китайского ресторана, готовясь плюнуть и на него.

Вот тут-то это и произошло.

Они были огромны — таких огромных мужчин Ремо ещё не встречал. Плечи их были на уровне его головы — широченные плечи. Сильные тела вздымались ввысь, как три больших автомата для продажи сигарет. Головы, размером с хорошую хозяйственную сумку, крепились к плечам тем, что в медицине носит название шеи.