Сейчас они стояли в ожидании у дверей дамского туалета в аэропорту «Дорваль». Поздний сентябрьский дождь монотонно стучал в окна и пробивал насквозь лёгкие летние костюмы. «Нужно как можно быстрее приобрести осеннюю одежду», — подумал Ремо.

— Она, наверное, ворует мыло, полотенца и туалетную бумагу, — предположил Чиун, ухмыляясь.

— Прошло уже десять минут. Может, мне лучше сходить и проверить, в чём дело? — спросил Ремо.

Вытащив свой значок агента спецслужбы (такие значки Смит выдал Ремо и Чиуну вместе с удостоверениями личности), Ремо ворвался в дамский туалет с криком: «Санитарный инспектор, дамы! Всего момент!». И поскольку тон обращения был выдержан правильно, звучал официально, никто не стал протестовать. Дамы быстренько удалились.

Все кроме неё. Она складывала в стопку полотенца и запихивала в свой просторный плащ.

— Что вы делаете? — спросил Ремо.

— Возможно, в вашей стране тоже не хватает полотенец или туалетной бумаги. А здесь их много. Очень много. Бумага в каждой кабине.

— В любой кабине любого туалета в США полным-полно туалетной бумаги.

— В каждой кабине?

— Ну, за исключением тех случаев, когда забывают её туда положить.

— Ага. Тогда мы возьмём чуть-чуть. Я привезла с собой в Америку из Пекина небольшой запас.

— Туалетную бумагу?

— Подготовка к заданию — одна из составных частей самого задания. Тот, кто не готовится тщательно, обречён на неуспех. Будь готов.

— Вы принадлежите к женской организации скаутов?

— Нет. Это мысли Мао. Где книга? — она встревоженно взглянула на него.

— У моего коллеги.

— Вы уже читали её?

— Я держал её в руках всего десять минут.

— За десять минут можно выучить наизусть две самые драгоценные мысли Председателя Мао. Они могут освободить вас от вашего империалистического, эксплуататорского образа жизни. А также от злой собаки, которая всюду следует за вами.

Ремо мягко, но твёрдо схватил руками девушку за плечи.

— Послушай, пацанка, — сказал он. — Мне начхать, как ты будешь величать меня. Если тебя устраивают грубости, валяй. Но поостерегись обзывать Чиуна «собакой и лакеем империализма». Совсем не подходящие слова для человека, в три или четыре раза старше тебя.

— Если старое реакционно и отдаёт декадентством, оно должно быть похоронено вместе с прочими анахронизмами, от которых сейчас страдает человечество.

— Он — мой друг, — сказал Ремо. — Я бы не хотел, чтоб его обижали.

— Вашими единственными друзьями являются партия и рабочая солидарность.

Молодая девушка выпалила это, ожидая одобрения. Она не ожидала резкого болевого ощущения под мышками. Ремо продолжал ввинчивать свои большие пальцы, вращая их и вдавливая плоть в суставы. Её нежно очерченные миндалевидные глаза почти округлились от боли. Рот открылся для крика, но Ремо зажал его рукой.

— Выслушай меня, детка, и причём внимательно. Я не хочу, чтобы ты оскорбляла человека, находящегося снаружи. Он заслуживает твоего уважения. Если ты не способна на это — воздержись хотя бы от неуважения. Он знает мир гораздо лучше, чем ты, и если ты хоть на минуту заткнёшься, сможешь кое-чему у него научиться. Впрочем, сделаешь ты это или нет, меня не касается. Что меня заботит, так это полное отсутствие у тебя хороших манер, и если ты ещё раз распахнёшь свой рот, детка, я превращу твои плечи в месиво.

Ремо ещё сильнее вдавил большой палец правой руки в плечо девушки и почувствовал, как напряглось всё её тело.