Они были одеты в блейзеры с надписью «Лос-Анджелесские бизоны». Один из них был коротко подстрижен, у второго свисали длинные жирные волосы,

третий смахивал на африканца. Все вместе они, наверное, весили не меньше полтонны.

«Бизоны» стояли у стеклянной витрины мебельного магазина, гармонично напевая. Лагерные сборы, очевидно, кончились, и они выбрались в город весело провести вечер. Будучи в приподнятом настроении, чуть-чуть под хмельком, они стали приставать к пожилому сморщенному азиату, ни на миг не помышляя о том, что на этом закончится их карьера профессиональных футболистов.

— Привет, приятель из третьего мира, — пропел гигант негр.

Чиун остановился, тонкие руки, которые он держал перед собой, сжались. Он взглянул на негра и промолчал.

— Я приветствую решение президента принять вашего премьера, великого вождя третьего мира. Китаец и человек с чёрной кожей — братья.

Так кончилась блестящая карьера защитника Бэда Боулдера Джонса. На следующий день газеты сообщили, что, по всей вероятности, он сможет ходить не раньше, чем через год. Его два приятеля были отстранены от игры и оштрафованы каждый на пятьсот долларов. В полицейском участке они убеждали офицеров и представителей прессы, что маленький старый китаец подхватил Бэда Боулдера и швырнул на них.

Тренер Харрахэн, по сообщениям прессы, заявил, что «он не самый строгий тренер, но такое оголтелое пьянство разрушительно действует на команду. В результате один из самых лучших защитников в истории футбола остался покалеченным. Он не сможет больше выступать. Это трагедия, которая усиливается очевидной немощью».

В то время как тренер занимался своими проблемами, Ремо разбирался со своими. Он всякими правдами и неправдами старался перетащить Чиуна из Сан-Франциско в Сан-Хуан. Ему это, к счастью, удалось. Именно там, в Сан-Хуане, однажды вечером произошёл сакраментальный разговор.

Чиун отдыхал в своём номере в отеле, где был зарегистрирован под фамилией мистера Паркса, а Ремо — как его слуга. Смит только что благополучно добрался до штаб-квартиры. Ремо шёл к Чиуну и думал, как заставить его принять предложение Смита. Заставить его было невозможно. Можно было только попросить. И Ремо попросил об одолжении.

— Чиун. Мы должны охранять жизнь одной китайской особы и попытаться спасти жизнь другой, тоже китайской особы.

Чиун согласно кивнул.

— Ты сделаешь это?

— Да, конечно. А почему нет?

— Ну, я знаю, как ты относишься к китайцам, вот и всё.

— Отношусь? Как можно относиться к паразиту— вредителю? Но если наши хозяева, которые нас кормят, хотят, чтобы мы охраняли тараканов, это просто наша обязанность.

Чиун улыбнулся.

— Только одна вещь, — поставил он условие.

— Какая именно? — спросил Ремо.

— Если нам полагается получить какие-то деньги от китайцев, сначала нужно получить деньги. Прежде чем начать что-то делать. Буквально на днях они подрядили нескольких человек из моей деревни — выполнить очень опасную работу. Так китайцы не только не заплатили им, но даже пытались избавиться от них.

— Я не знал, что китайские коммунисты подряжали людей из твоей деревни.

— Не коммунисты. Император Чу Ти.

— Чу Ти? Это тот, кто построил запретный город?

— Он самый.

— Что ты имеешь в виду, говоря «на днях»? Это произошло пятьсот лет тому назад.

— Всего лишь один день в памяти корейца. Побеспокойся о том, чтобы нам сначала заплатили.

— Обязательно.

Ремо оставалось только удивляться, когда Чиун охотно согласился подстричь бороду — для задания.