|
Тютелька в тютельку двадцать тысяч баков плюс проценты Гордеевых комиссионных. — И это только аванс. Хуарес даже взял с меня расписку, что он — наш первый компаньон в будущем предприятии с совещательным голосом и эксклюзивными правами, — с гордостью заметил мой напарник. — Поверь, эта бумага нас с тобой озолотит. У меня сейчас просто руки чешутся чего-нибудь выпить. И он потянулся к холодильнику, наивно полагая, что там ему приготовлен целый алкогольный бар, как над стойкой у Любомира. — Слушай, Гордей. — Я на ходу придержал очкарика за локоть. — Ты ведь ещё до сих пор так и не сказал мне, чем зацепил Хуареса. Что ты нарисовал ему там, в кабинете? Я ведь не видел. А написал? В чертежах я не силен, поэтому для прояснения ситуации мне вполне хватило бы и двух позиций. Он пожал плечами и виновато улыбнулся. — Извини, Гош. Не могу. — Что не можешь? — не понял я. — Не могу сказать, что я рисовал и писал. Кстати, там ведь еще был и чертеж, ты забыл? — К черту чертеж! — с беспокойством пробормотал я. Острый интерес и азарт сыщика с каждой секундой охватывали меня все сильнее. — Почему ты не можешь мне сказать? Мне, своему компаньону? — Ну, у меня ведь есть определенные принципы, — небрежно ответил Гордей. — Если ты узнаешь, Гоша, что было изображено на этих листках, каждый из них может оказаться стопудовой гирей на твоих ногах. И они утянут тебя на такое дно, что ни мы с Анкой, ни твой Комбат не смогут вытащить оттуда Гошу Трубача живым. И, что тоже немаловажно, целиком. Так что извини, старик. Во многом знании — многия печали. Зато в малом — долгия лета. Положительно, общение со мной Гордею пошло на пользу. Теперь он все чаще стал петь без всяких признаков ложного стеснения. Даже когда от него требуется только простой и четкий ответ. И по возможности, литой прозой. — И все-таки, Гордей. Что там было, а? Я ж никому, сам знаешь, могила. — Нас с тобою, Гош, и так сейчас связывает Такая Тайна — это я о припять-бумаге, — что хватит за глаза до конца наших дней. Что же до листочков Хуаресу… Он почесал указательным пальцем переносицу. Типичным жестом типичного отличника в типовой средней школе; жестом, не требующим даже элементарного наличия очков: и так сразу видно, кто перед тобою. — Что ж, изволь. В последнем листке было написано: «турухтан». — Чего? В эту секунду я, признаться, подумал, что Гордей маленько чокнулся. С молодыми учеными это ведь изредка случается. Напряженная умственная работа, перегрев мозговых катушек, недосып, недопой, недоё… — Турухтан, — повторил Гордей. — Угу. Гм… А кто такой турухтан? — А шут его знает, — пожал он плечами. — Щегол какой-то… Тут я крепко взял его за плечи и внимательно посмотрел в его честные глаза. — Гордей! Ты что, в своем уме? — Конечно, — кивнул он, с любопытством глядя, что я собираюсь предпринять дальше. |
