|
Финиталя комедия, господа! А ведь не зря, не зря всезнающая статистика утверждает, что по меньшей мере сорок пять процентов погибших насильственной смертью когда-то были, пусть и шапочно, знакомы с собственными убийцами. И на черта мне сдался этот Гордей, спрашивается? Поистине, чем меньше людей ты знаешь, тем меньше желающих отправить тебя на тот свет! Я набрал полные легкие воздуху, мысленно досчитал до десяти, на каждый счет ожидая смертельного удара в сердце, медленно обернулся. И тут же устыдился своих черных мыслей. Прямо не сходя с места! Мой напарник, отвернувшись и будто специально подставив для удара незащищенную спину, демонтировал свою чудо-установку. Аккуратно, даже нарочито тщательно сматывал разноцветные дрэды проводков нейрошлема. Складывал телескопический шест, который, как на грех, предательски заедало в последней трети его трубчатой конструкции. Даже оторванную руку бедолаги Слона Гордей зачем-то упаковал в переносной морозильник и сунул его поглубже, на самое дно одной из своих сумок- баулов для аппаратуры. И все это время он молчал. Молчал, разумеется, и я. А что говорить, когда нечего говорить? В моей голове точно перебросили тумблер генератора «белого шума». Шумит в ушах, что твоя черноморская раковина-рапан. Одна сплошная пустота — и на душе, и в мыслях. Что говорить, когда нечего говорить? Помню, как-то мы с «Гов Ном» решили замесить один концептуальный альбомчик. И для записи демо-проекта нам срочно понадобился трек с рабочим шумом людей в зрительном зале перед началом спектакля. Огребли мы тогда с ним забот по полной. Бились с микрофонами, реверберацией, обработками. Излазили весь интернет в поисках подходящих студийных медиа-файлов… А потом пришел Жора, прежде работавший звукорежем в Качаловском театре драмы и всего остального. Поставил один микрофон, вывел ручку ревербератора повыше и велел всем, кто сидел в нашей репетиционной комнатушке — играл, пил пиво, просто тусовался, — полторы минуты вразнобой говорить одну и ту же фразу: «Что говорить, когда нечего говорить?» В итоге вышел отличный шумовой трек, в котором самое взыскательное ухо не смогло бы отличить ни слога членораздельной речи. Тогда я твердо уяснил: если тебе на самом деле давно уже нечего сказать, но ты все равно болтаешь по инерции — на выходе будет один только «белый шум». И ни грамма смысла. Поэтому следующие два с половиною часа мы с Гордеем угрюмо молчали, как надутые сычи. Я помог ему свернуть оставшуюся аппаратуру. Потом мы загрузили всю его технику в вертолет. И он добросил меня воздухом до Периметра. Получилось очень даже быстро. Хотя и не слишком комфортно в салоне, набитом оборудованием для «полевых исследований» под завязку. Так что всю дорогу, покуда внизу не показались бетонные доты давешнего КПП, я просидел, согнувшись в три погибели и вжав голову в колени. Зато присутствие во внутреннем кармане комбеза планшета с картой Стервятника заметно скрасило мне все превратности этого молчаливого полета. Гордей лихо заломил вираж над бетонной площадкой, простреливаемой насквозь двумя крупнокалиберными пулеметами из двух бетонных капониров. |
