И не только у нее…

Ну‑ка, подобрали нюни! Леха улыбнулся, изо всех сил стараясь, чтобы улыбка не вышла вымученной.

– Ну, никто и не говорил, что будет легко. Быстро только мурки котятся…

Все‑таки улыбка вышла так себе – Алиса кусала губы, и в глазах у нее заблестели слезы.

– Леш, еще не все потеряно… В крайнем случае, если уж так и не найду способа пролезть через защиту, все равно еще остается форум. До него‑то я добралась. Может быть, в игре из наших никого уже нет – но на форумы‑то они должны заглядывать?…

Леха кивнул, с трудом удерживаясь, чтобы не отвести взгляд от почти умоляющих глаз Алисы.

– Там форумов очень много, но… Но ведь могут заметить – если ищут?…

Леха кивнул. Уже не находя сил глядеть ей в глаза. Старательно разглядывал свои копыта.

– Ладно, Лис, пойду я…

– Уже? Так быстро?

– Да весь день бегал, голова как чужая…

– Ладно, иди… – Алиса вздохнула. И все же еще раз попыталась улыбнуться, на прощание: – Легкой смерти, Леш.

– Легкой смерти, – кивнул Леха.

Развернулся и побрел вдоль стены на север. Где‑то там должен быть проход…

Даже не помнил, как добежал до Кремневой долины. На полном автопилоте. Ничего не хотелось. Ни‑че‑го.

Добрел до укромной площадки между двумя большими валунами, плюхнулся на плоский камень. Подобрал под себя ноги, сжался в комок…

Иногда так хочется, чтобы все вокруг оказалось сном…

А лучше – заснуть внутри этого сна и вообще никогда не просыпаться…

Разом навалилась вся тяжесть этого бесконечного дня, тянущегося с прошлой ночи, никак не кончаясь. От Пупса с его шестерками – к нефтяной вышке, к Гнусмасу и охранникам. Через объявления и то, что устроила Тхели, – к немцам и каперам. И бесконечные поиски на плато, погоня, перегоревшие надежды… Все это навалилось, утаскивая в сон. Мутный и душный, но хоть какое‑то облегчение и забытье…

В бок ткнули.

Леха зашипел, не открывая глаз. Только же закрыл… Отвалите от меня все, ничего не хочу!

Не тут‑то было. В бок ткнули еще раз, сильнее. И наконец просто пнули.

Спать хотелось ужасно, но пинок – это уж чересчур. Особенно под броневой нарост, куда программеры пришили бычьей аватаре комок нервов…

– Какого дьявола! – прошипел Леха и вскочил.

– О! – восхитился сатир. – Еще и огрызается, рогатое! Только посмотрите на него!

Черт бы его побрал! И чего его принесло, этого паразита…

– Давай вставай, парнокопытное. Давай… Хватит дрыхнуть без задних ног… Вставай…

Потрепаться захотелось, что ли? Нашел время, чтоб его! Перетопчется.

Леха повалился обратно на камень, закрыл глаза, но сатир тут же ткнул в бок обеими ручонками.

– Ну что тебе? – сказал Леха, моргая. – Дай поспать. Отвяжись…

– Ну ты наха‑ал, паря!

Сатир покачал головой, отказываясь верить своим глазам. Даже прицокнул от возмущения. Упер руки в бока и сварливо заблеял:

– Значит, как позавтракать теплой немецкой кровушкой на халявку, так это мы завсегда, побольше и можно без хлеба. А как оттанцовывать угощение, так сразу дохлым бараном прикидываться, да?

– Слушай, я только лег…

– Ну ты суро‑ок, – сказал сатир и махнул рукой на небо. Ковш Большой Медведицы успел сделать почти треть оборота. – Восемь часов уже дрыхнешь! А каперы тебя все охраняют!

– Охраняют?… – тупо пробормотал Леха.

Сон был тяжелый, и все вокруг – словно разбитая и перемешанная мозаика.