|
Вот если бы вы были такой, как старый Пейтон, ее первый муж, или как бедняга Джим, или даже как мой Бумпойнтер, все было бы в порядке! Нет, дорогой мой, все, что мы можем сейчас сделать, это постараться, чтобы она не прибрала вас здесь к рукам. Думаю, что она сама не скоро рискнет показаться в Вашингтоне. – Но я не могу здесь оставаться. Мое призвание – поле боя. – Ваше призвание – быть около меня, миленький… и около Бумпойнтера. Но поближе ко мне. Это мы все устроим. Я уже слышала кое что о вашей опале, но говорили, что вы там влюбились в какую то конфедератку и забыли свой долг. Господи, и подумать только, что это была всего лишь ваша собственная жена! Ничего, мы все приведем в порядок. Тут бывали истории похуже! Например, с интендантом, который скупал убитых лошадей на одном конце поля сражения и продавал их правительству вместо говядины на другом. А генерал, который не хотел идти в атаку под дождем! Или еще другой генерал – вы знаете, о ком я говорю, Кларенс, – который отказался вторгнуться в штат, где жила его сестра. И все таки мы как то уладили все, а ведь эти дела похуже вашего. Мы устроим вас здесь в какой нибудь отдел военного министерства, вы сохраните свой чин и форму – она вам очень идет, Кларенс, – а жалованья будете получать больше, чем прежде. И станете приходить ко мне в гости, и мы с вами будем болтать о старине. У Бранта заныло сердце. Но теперь он зависел от Сюзи! Сделав над собой усилие, он ответил: – Но я ведь говорил вам, что моя карьера, вся моя жизнь – на поле боя. – Не надо глупостей, Кларенс, и оставим это. Вы уже повоевали, и хорошо повоевали – это знают все. Вы заслужили право пожить для себя. Пусть теперь другие займут ваше место. Он содрогнулся, вспомнив, что к тому же призывала его жена! Неужели он безмозглый дурак, а эти две женщины, такие несхожие во всех отношениях, на этот раз правы? – Ну, ладно, Кларенс, – шепнула Сюзи, снова прижавшись к его плечу. – Теперь поговорите со мной! Вы еще не сказали, что вы думаете обо мне, о моем доме, обстановке, о моем положении – даже о нем. Говорите же! – Я нахожу, что все прекрасно, что вы процветаете и счастливы, – сказал Брант со слабой улыбкой. – И это все? А как я выгляжу? Освещенная луной, она повернула к нему все еще юное, лукавое лицо. Прежнее колдовство излучалось из ее синих глаз, в которых, как встарь, светилось откровенное легкомыслие; из полураскрытых губ на него повеяло дыханием собственной молодости. Он вздрогнул, но она не шелохнулась. – Сюзи, милочка! – раздался голос ее мужа. – Я совсем забыл, – сказал сенатор, откидывая занавеску, – что ты занята разговором с твоим другом. Мисс Фолкнер хочет с тобой попрощаться, я взялся тебя разыскать. – Скажи ей, пусть немножко подождет, – ответила Сюзи с явным нетерпением, без всякого замешательства или смущения. Но мисс Фолкнер, ничего не подозревая, шла вслед за Бумпойнтером и была уже тут. Минуту все четверо молчали, сохраняя полное самообладание. Сенатор Бумпойнтер спокойно ждал, по видимому, не подозревая, как некстати нарушил беседу. Кларенс, внезапно столкнувшись с девушкой, которая, очевидно, не хотела возобновлять знакомство, встал с холодным и невозмутимым видом. Мисс Фолкнер – в длинных складках атласного плаща она казалась выше и стройнее – с учтивой улыбкой, не краснея и не бледнея, смотрела на Сюзи и на Бранта. – Я завтра уезжаю и, может быть, не смогу навестить вас перед отъездом, – сказала она, – поэтому мне так хотелось попрощаться с вами. – А я беседовала со своим старым другом, генералом Брантом, – ответила Сюзи, но таким тоном, каким знакомят, а не извиняются. |
