Изменить размер шрифта - +
Когда двое стражников подошли к креслу, он жестом приказал им остановиться. Если ее прострация не поддельна, то в следующий раз она вернется из подземелья окончательно сошедшей с ума, а значит, станет для них совершенно бесполезной. Едва ли Бертран одобрит подобное рвение, поэтому рисковать не стоило.

— Уйдите!

Стражники удалились, и кузен снова поставил свечу на стол.

— Утром, кузина, ты мне покоришься, а потом засвидетельствуешь свою верность Бертрану. А если нет — что же, ты сгниешь в подземелье, и на этот раз не одна, а вместе со своим выродком!

Никакой реакции в ответ. В сердцах Шарль схватил ее за руку и поставил на ноги.

— Слышишь меня, кузина? Вместе с ребенком!

«Нельзя отвечать! Нельзя отвечать! Нельзя отвечать!» — вновь и вновь повторяла она про себя, пока внутренний голос не заполнил собой все. Она безжизненно, словно сломанная игрушка, упала в кресло, из которого он выдернул ее, и лежала в нем неподвижно.

Дверь захлопнулась, и только тут ее затрясло и замутило, но победа осталась за ней — она выиграла отсрочку, пусть всего лишь на одну ночь.

Гай де Жерве посмотрел на небо — тяжелое и хмурое. Воздух был душен и сперт; видимо, со стороны Пиренеев надвигалась гроза. Впрочем, отсутствие луны и звезд как нельзя лучше подходило для их цели.

— Как ты думаешь, она сейчас спит? — прозвучал в темноте тихий голос Эдмунда. — А может быть, они ее сейчас мучают?

Гай обернулся: Эдмунд высказал вслух то, о чем Гай думал все время. Как обычно, Эдмунд был одет в кольчугу, тяжелый меч висел до пояса, а в руках блестел щит «Полное боевое облачение до начала боя нам вряд ли потребуется, — подумал Гай. — Первым делом надо будет попробовать вступить в переговоры».

— Старайся не думать о Магдален, — сказал он, обращаясь не столько к Эдмунду, — сколько уже в который раз! — к себе самому. — Своим беспокойством ты ей все равно не поможешь.

— Но она всегда так боялась своего двоюродного брата!

— Страх ее не убьет, — успокоил его Гай. — Она храбра и сообразительна.

Он не мог признаться, что страх за Магдален, находящуюся в плену да еще с ребенком, временами и его доводил до исступления.

— Все готово, — перед ним возникли смутные очертания мощной фигуры Кортни Дюрана. — Часовой с городской башни снят, так что некому будет пробить тревогу.

Голос его был равнодушен. Он как будто хотел показать, что кроме развлечений и денег, полученных в уплату, его ничто не интересует в этом хлопотном предприятии. Слишком многие оказались заинтересованными в судьбе леди Магдален, чтобы еще и ему лезть туда же.

— Оставим в лагере горящие костры и факелы, пусть думают, что мы на месте, а сами направимся к крепости, чтобы быть там с первыми лучами солнца.

Сорок рыцарей бесшумно двигались через спящий городок, копыта лошадей были обернуты тряпками, чтобы не стучали, и только по редкому позвякиванию уздечек проснувшийся горожанин мог подумать, что под окнами едет всадник. Следом продвигались лучники и копейщики, а в конце безмолвной процессии лошади и мулы везли на спинах огромные вязанки хвороста и длинные осадные лестницы. Неосторожные обитатели домов, невзначай высунув нос из окна, тут же прикрывали ставни поплотнее: коли в замке не подняли тревоги, самое разумное спать тихо, заниматься своими делами и благодарить небо за то, что неизвестное воинство не проявляет никакого интереса к городу и его жителям. Улицы города походили на щели, и в их тени можно было подойти к крепостным стенам, оставаясь совершенно незамеченными. Дозорные на крепостных башнях по-прежнему всматривались вдаль, откуда можно было ждать опасности, но видели там, как и в последние несколько дней, лишь рассыпанные по пригорку огни разбойничьего лагеря.

Быстрый переход