Когда наконец подходит моя очередь, я замечаю, что Клио вставила черные контактные линзы – очевидно, в знак скорби. Она здоровается так, будто впервые меня видит.

– Джек Таггер, – напоминаю я, – из «Юнион-Реджистер».

– Ах да.

Я обнимаю ее и говорю:

– Нам надо поговорить еще раз.

Клио вырывается.

– Нет-нет, не сейчас, – успокаиваю я. – Не сегодня.

– Я, типа, завтра улетаю в Лос-Анджелес, – говорит Клио. – А о чем вы хотели поговорить?

– О рыбной похлебке. О халтурном вскрытии, – улыбаюсь я. – Всего пара вопросов. Я не отниму у вас много времени.

Клио как будто в живот хоккейной шайбой заехали.

– Вы… н-н-нет, уб-убирайтесь отсюда, на хер, – заикаясь, бормочет она.

– Вы расстроены. Мне жаль…

Клио оборачивается, ища бритоголового типа:

– Джерри? Джерри, пусть эт-этот ч-человек уйдет…

Но я уже направляюсь к двери. Кажется, бесполезно спрашивать, нельзя ли мне прокатиться на яхте вместе со всеми, чтобы развеять прах Джеймса Стомарти.

На парковке я нагоняю Аякс и Марию, они садятся в арендованный «сатурн» с откидным верхом. Они говорят, что им официально запрещено распространяться о том, над чем они и Джимми Стома работали в студии.

– Мы подписали – как там его? – обязательство о неразглашении. Я бы рада помочь, но не хочу, чтобы меня за-несли в черный список. Мне еще там работать, – говорит Мария.

– Та же фигня. Мне дочь надо кормить, – соглашается Аякс.

– Тогда забудьте об этой записи. Расскажите мне о Джимми. Что он был за человек?

Церковь Св. Стефана быстро пустеет, водители лимузинов покидают тень старого баньяна, швыряют на землю окурки и спешат к своим машинам.

– Джимми был крут. Приятный мужик, – делится Аякс.

– А Клио? Мария едко смеется:

– Без комментариев, chico.

– Я тоже промолчу, – с отвращением добавляет Аякс. – О чем тут спрашивать? Вы видели эту сучку своими глазами. Она здесь ради «Себя».

– Как думаете, он ее любил?

Аякс фыркает и заводит машину. Мария машет мне рукой.

– Вас немного заносит, – беззлобно говорит она. – Мы просто бэк-вокалистки. Ага?

Я смотрю, как они отъезжают. Затем иду к своему «мустангу», швыряю блокнот на переднее сиденье и врубаю кондиционер. Меня будто пропустили через мясорубку – после похорон мне всегда паршиво. Но сцена, которую я наблюдаю через ветровое стекло, заставляет меня довольно ухмыльнуться: вдова Стомарти, сжимая в руках бронзовую урну, дает интервью Тимми Бакминстеру.

Я опускаю все стекла, врубаю «Блудливых Юнцов» на полную и с легким сердцем выезжаю с парковки.

Запевай, Джимми.

8

Дженет Траш открывает дверь:

– А. Это вы.

– Можно войти?

– Послушайте, дайте мне объяснить…

– Вы не обязаны.

– Мой наряд, – робко продолжает она, – я хочу объяснить…

На Дженет хэллоуинский костюм полицейского: начищенные до блеска черные сапоги, темно-синие брюки с серыми лампасами, накрахмаленная белая рубашка с дешевым оловянным значком на груди и кобура с игрушечным пистолетом.