– Голубь принес пару часов назад, – объяснила Кайрендал. – Тебя никогда не интересовало, как я узнаю, что творится на другом конце континента? Смотри.

Она бросила черен, и Делианн машинально поймал его.

Жезл невозможно тяжело лежал в руке, будто сработан был из золота, а не из дерева. Делианн покрутил его в пальцах. Черен вызывал у него цепенящий ужас.

Вестовой черен мог прибыть из одного-единственного места.

Из дома.

– Давай, – бросила Кайрендал. – Смотри.

– Я… э-э…

Жезл налился такой тяжестью, что удержать его в руках становилось непосильной задачей. Во рту пересохло; язык болтался мертвым грузом.

Торронелл отправился бы прямиком в Живой чертог.

Делианн поднял глаза; даже смотреть на черен ему было трудно.

– Не хочу, Кайра, – униженно пробормотал он. – Лучше перескажи, что там. Пожалуйста.

– Это не просьба, Подменыш. Еще раз повторяю: смотри. Если мне придется повторить в третий раз, это случится после того, как Руго перебьет тебе булавой ногу. Понял?

Глаза ее были непроглядно-темны и тусклы, будто закопченные стекла.

Делианн снова посмотрел на вестовой черен: радужный блеск его вдруг стал непристойно-омерзителен, словно помада на губах шлюхи.

Но что за страшную весть он может содержать? Во снах Делианн уже тысячу раз видел Митондионн разрушенным – хуже, чем в самых страшных его фантазиях, быть не может. Чародей отворил свою Оболочку слабым отзвукам Силы, впечатанным в вестовой черен; вокруг него закружились цветные пятна, звуки и запахи леса последовали за ними, складываясь в разборчивый фантазм, и Делианн понял, как ошибался.

Ничего страшнее, чем увиденное, он не мог бы себе представить.

3

Под тяжестью бьющих в мозг образов Делианн опустился на колени. Кайрендал молча взирала с груды подушек, как фантазм питает воображение чародея немыслимыми ужасами.

Делианн увидел Живой чертог в огне; пламя выжирало самое сердце пущи. Он видел трупы перворожденных – десятки, дюжины, сотни. Видел, как крадутся по лесу дикие твари с окровавленными пастями, – и под масками диких тварей узнавал придворных щеголей и модниц.

Он видел полусгнившее тело короля, своего отца, лежащее на полу гардероба, где он, должно быть, прятался. Двое голодных, обезумевших юношей-фейяллин нашли его там и зубами терзали сырое несвежее мясо, чтобы выблевать его кровавыми лужами на дорогие ткани одежд, сброшенных с полок умирающим королем под грубое смертное ложе.

Он видел расклеванный воронами труп фея в любимом камзоле Торронелла; были ли то останки его брата, он не мог бы сказать. Тело было подвешено высоко над землей, от паха до груди насаженное на сломанный сук.

– Нелегко смотреть? – спросила наконец Кайрендал.

Делианн едва услышал ее.

– Вот так я и решила. – Голос ее неожиданно враз посуровел и стал напоминать скрежет ножа по оселку. – Ты актир…

Перед глазами чародея стояла одна и та же картина: запрокинув голову, точно в экстазе, черный ворон пропихивает в зоб глазное яблоко перворожденного – быть может, Торронелла.

– …И Кейн был актир.