- Это необыкновенно, маркиз! Я думала, что умру от волнения! -
вздохнула графиня с родинкой. - Но я смертельно устала, будто сама билась с
этими ничтожествами. Садитесь в карету и отвезите меня домой. Граф уехал с
поручением его высокопреосвященства в армию. Садитесь, пока я не передумала
и не пригласила этого неистового демона, который, быть может, кое в чем и
вам не уступит.
- Как можно, графиня! Уж позвольте мне не допустить до вашей
обворожительной родинки его клюв.
- Но все-таки вам придется привезти его ко мне на следующий же раут. Но
совсем недурной поэт. Пока не ревнуйте. Я просто хочу посмотреть на него
вблизи.
- Предпочел бы, чтобы вблизи вы смотрели лишь на меня.
С этими словами маркиз юркнул в карету, поручив свою лошадь слуге
графини.
Карета графини поехала следом за каретой баронессы де Невильет, которая
после обморока пришла в себя.
Ришелье смешал шахматные фигуры и сказал королю:
- На этот раз, ваше величество, я проиграл не только вам.
- Но каков молодец! (2) - усмехнулся король. - Впрочем, и мат вы
получили изящный.
Невыспавшийся кардинал, войдя в свой кабинет, увидел на столе свою
закладную записку, как он того и пожелал накануне.
Ее положил туда стоявший перед ним Сирано в изорванном и покрытом
пятнами камзоле.
ЗАКЛАДНАЯ ЗАПИСКА
Всадник на усталом, еле передвигающем ноги коне, оставив позади не одну
сотню миль, остановился у ватиканских ворот. Конь поник головой, готовый
упасть. Всадник соскочил на землю и любовно похлопал его по взмыленной шее.
Наемник-граубинденец с длинной шпагой на боку - направился к
приехавшему с наглым угрожающим видом.
- Пакет! Его святейшеству папе! - по-французски произнес путник.
- Чего бормочешь, будто сопли нос забили! - грубо по-немецки крикнул
граубинденец,
Приехавший незнаком был с этим языком, а страж, видимо, хоть и знал
французский, как все швейцарцы, не желал на нем говорить.
- Немедленно пропусти меня к его святейшеству, я - гонец самого его
высокопреосвященства кардинала Ришелье.
- А что же твой Ришелье? - заявил страж, протягивая руку для приема
обычного подношения, пусть и не слишком тяжелого кошелька, по приезжий или
не понимал этого, или не желал понять.
Запыленный, усталый с дороги, он не хотел терять времени и, считая, что
упоминание кардинала Ришелье служит достаточным аргументом, отодвинул стража
в сторону, чтобы пройти в ворота в ватиканской стене, но страж вздыбил усы,
оскалил желтые зубы, прокричал немецкое ругательство и обнажил шпагу.
Происшедшее за тем надолго запомнилось граубинденцу. Шпага его неведомо
как вылетела из руки и взвилась к небу, потом со звоном ударилась о камень
дороги. |